– А твоя мамка всех подбирает: и молодых, и старых, и здоровых, и калек. Она у тебя добрая. Ей не жалко угостить мужичка водочкой и своим телом. Что, забыла?

Рита опустила глаза. Ей стало очень стыдно, как будто именно она была виновата в падении матери.

– А вы не в курсе, где сейчас она?

– Где-то убирается. Она теперь в нескольких местах шваброй орудует, чтобы очередного своего сожителя накормить и напоить. А ты к ней в гости надумала заехать? Правильно. Родителей, какие бы они ни были, надо навещать. А мамка твоя хорошая, добрая. У самой денег не хватает, а попросишь у неё – последним поделится. Правда, на передок слабая. Но тут, сама знаешь, кто без греха?

Рита подошла к двери.

– Извините за беспокойство. До свидания.

Женщина вдруг раскатисто захохотала.

– Ой, твою мать, Лягушонок какою теперь культурною стала! Как вспомню тебя грязную, сопливую, обоссанную! А тут «извините за беспокойство», «до свидания»! Вот что с людями деньги-то делают! Твоя бабка-то, говорят, миллионерша, да?

Рита презрительно посмотрела на женщину и, не сказав ни слова, вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

– Ты чё, обиделась, что ли? – высунулась в коридор Мишкина мать. – Да ладно тебе. Я же по-простому, по-соседски.

– А я не люблю таких простых соседей, – не выдержала Рита.

– Ишь ты, фу-ты ну-ты, ножки гнуты! Смотри, нос не задирай. Как бы не обломили!

Рита, не оборачиваясь, пошла на улицу. За спиной она услышала, как Мишкина мама матюгнулась и хлопнула дверью.

Рита шла наугад, лишь бы провести где-то время, пока не вернулась с работы мать. Она бродила по улицам до самого вечера, согреваясь в магазинах. Но стоять слишком долго в магазине Рите было стыдно, поэтому приходилось выходить на улицу и брести в поисках следующего тёплого пристанища. Совершенно замёрзшая и голодная, она вернулась к бараку лишь с наступлением темноты.

Рита настолько была измучена, что ей уже было всё равно, что ждёт её у матери. Она громко постучала в дверь и, услышав разрешение, тут же зашла.

Верка в этот день была на удивление трезвая. Она только оклемалась после очередного запоя и поэтому несколько дней не пила. Настроение, как и всегда в такие дни, у неё было скверное. Тем более что Вовчик, её молодой сожитель, переносил запои намного легче неё и сейчас готов был снова «выпить по маленькой». Они как раз ужинали. На столе стояла алюминиевая кастрюля с картошкой, на газете была крупно порезана селёдка, лежал батон чёрного хлеба и ливерная колбаса. Рядом с Вовчиком под столом, чтобы не искушать Верку, стояла початая бутылка водки.

Рита застыла у двери, с ужасом разглядывая мать. Чувства жалости, недоумения и отвращения обожгли её душу.

«Неужели эта женщина – моя мама? Господи! Во что она превратилась! Как могла я раньше мириться с образом её жизни?! Почему-то мне тогда казалось, что так и должно быть, что всё равно моя мамочка самая лучшая на свете, что эта убогая комната – уютный дом, что очередной мужчина, расхаживающий в кальсонах по комнате, – мой папочка. Но теперь! Как я смогу теперь жить рядом с ней, с её пьяным любовником?! Это невыносимо!!! Я не смогу! Я не хочу!!! Но куда, куда же мне деваться?!!»

Верка тоже удивлённо разглядывала Риту. Она не видела её несколько лет и была поражена, насколько дочь выросла и похорошела. Но почему-то вместо радости у Верки вспыхнуло чувство зависти, что дочь, в отличие от неё, все эти годы жила припеваючи, купалась в деньгах, была окружена лаской и заботой Бронтозаврихи. А её, Верку, родную мать Риты и законную жену Вадима, выгнали как дворовую собачонку на улицу, где ей суждено было вдоволь нахлебаться горя и где ей приходится каждый день вкалывать на унизительной работе, чтобы не сдохнуть от голода. А дочь вон стоит сытая и румяная, в дорогой одежде и ещё с укором пялится на неё.

Нарушил молчание Вовчик.

– Мамуль, я забыл тебе рассказать. Эта девица в соболях сегодня целое утро по нашему бараку шлындает, чегой-то вынюхивает, – доложил он Верке и повернулся к Рите. – Ну чё вам, дамочка, от нас надо? Не видите, что ли, культурные люди пожрать сели. Не перебивайте аппетиту. Говорите быстрее свою проблему и освобождайте жилплощадь.

Видно было, что Вовчик старается показать Верке, что всякие там красотки на него не производят никакого впечатления. Он боялся малейшей ревности сожительницы. Ведь он так хорошо пригрелся на её шее.

– Мамуль, она глухонемая, – хохотнул Вовчик. – Дамочка, либо сообщите нам цель своего визита, либо шкандыбайте отседова.

Вовчик кривлялся, стараясь развеселить любовницу. Но Верка почему-то разозлилась на него.

– Заткнись! – цыкнула она. – Это дочь моя. Ну что, Рита, всё-таки соизволила вернуться? Наконец-то! А я уж думала, что придётся тебя за космы волоком домой тащить. Отъелась на чужих хлебах? Домой уже и не тянет? Хватит, нагулялась. Теперь со мной жить будешь. Ну что встала? Раздевайся и проходи.

Рита ничего не понимала. Мать вместо того, чтобы оправдываться, почему она совсем бросила родную дочь, накинулась ещё на неё с упрёками!

Рита сняла шубу с шапкой, с трудом прицепила всё это на гвозди, вбитые в стену, сняла унты и растерянно посмотрела на мать.

– А ещё тапочки у вас есть?

– Нет, извините, к вашему торжественному возвращению не приготовились, – съехидничала Верка. – Бронтозавриха что, пожмотилась тебе с собой вещи собрать?

– Не смей бабушку так называть! – не выдержала Рита.

– Что?! – взревела Верка. – Заступаешься за неё? Ба-а-бушка! Эта тварь подколодная выгнала меня беременную из дома! Я чуть не сдохла на улице без жилья, без куска хлеба, без копейки денег! Я хотела под машину от горя броситься! И тебя я, между прочим, на какой-то стройке чуть ли не в снегу родила. А теперь она ба-а-бушка! Ты забыла, как жила здесь со мной? Забыла, как пухла с голоду, как собирала пустые бутылки в парке? И что твоя бабушка? Заботилась о тебе? Ночами не спала? Денежки тебе на еду и на одежду давала? Чёрта с два! Она не желала даже думать о тебе! Она со своим Вадюшей жрали чёрную икру ложками, ходили в шелках да мехах, а на нас с тобой плевали с высокой колокольни!

– Многие люди совершают ошибки в своей жизни, за которые им потом очень стыдно. Бабушка очень раскаивалась из-за этого.

– Раскаивалась? Да мне насрать на то, что она раскаивалась! Она мою жизнь загубила! – Верка отчаянно стукнула себя в грудь. – Она всё отняла у меня: любовь, семью, дом, счастье! У, тварь! Я её ненавижу! И я не успокоюсь, пока также не загублю её жизнь!

Рита побелела.

– Бабушка умерла, – сказала она очень тихо, – она погибла.

Верка тут же осеклась. Вся злость её пропала.

– Погибла?! Господи!

Повисло тягостное молчание.

– Царство ей небесное, – горестно произнёс Вовчик и тут же забулькал водкой, радуясь поводу открыто напиться, – давайте помянем грешницу.