Игги долго молчит, а потом, не увиливая, отвечает: «Нет. Не замечал. Я был слишком занят, пытаясь сделать то, что я пытался сделать. Так что я просто не замечал».

Он, кажется, совершенно не подвержен паранойе и готов к пристрастному допросу, даже наслаждается им. Он знает, что умеет рассказать хорошую историю, и с удовольствием пользуется случаем извлечь на свет божий очередную байку – даже забываешь, что история-то на самом деле трагическая, история поражений, грозивших полным забвением. Когда я вспоминаю слова Майкла Типтона о том, что последние дни Stooges – комедия, в его взгляде мелькает обида. «Наверное, там было что-то смешное… для публики… По крайней мере, мы не сдохли». Я думаю обо всех, кто смеялся над его депрессией и жалким положением, о том, как Фло и Эдди потешались над ним в своей радиопередаче, как голливудские тусовщики в “Whisky a Go-Go” тыкали в него пальцами и называли неудачником, – и мне вдруг становится стыдно, словно я признался, что посмотрел снафф-кино и оно мне понравилось. Я продолжаю расспрашивать о темных временах Stooges, и меня, как и многих, поражает в нем отсутствие жалости к себе и явная уверенность, что всем происходившим правила некая историческая необходимость. Ибо о тех, кто был на коне, пока Stooges еле сводили концы с концами, – будь то Slade, Питер Фрэмптон или Blue Öyster Cult – он риторически спрашивает: «И где они сейчас?» Он признает, что Stooges и сейчас иногда ругаются, что у них есть проблемы, которые «никуда не делись», но в то же время спокойно заявляет, что его долгий путь к нынешнему благоденствию – большая удача: «Я чувствую, что мне повезло, честное слово. Кто еще в моем возрасте, в моей, если угодно, ситуации, может похвастать, что дела пошли в гору?»

Камбэк уютным не бывает. Более того, обычно в поп-музыке такие камбэки попросту не очень удачны. Наверное, точнее всего будет сравнить The Stooges с The Velvet Underground: те, воссоединившись в 1992 году, подпортили себе репутацию невыразительным концертным туром, где на смену всей агрессии и фрустрации пришел банальный профессионализм. То же, мне кажется, можно сказать и о первых результатах реюниона The Stooges – четырех шумных, но малоосмысленных вещах на сольном альбоме Игги Skull Ring, в целом посредственном, который вышел в ноябре 2003 года. Впрочем, к моменту появления альбома главной новостью было уже выступление Stooges 27 апреля, в воскресенье, на фестивале Coachella – между The White Stripes и Red Hot Chili Peppers.

Сыграли они без фанфар. В тот безоблачный, сухой вечер в калифорнийской пустыне Stooges вышли на сцену по-рабочему, по-детройтски: подумаешь, через тридцать лет после распада выйти в качестве хедлайнеров перед 33 000 зрителей – ну и что. Единственная уступка ностальгии – футболка басиста Майка Уотта с портретом Дэйва Александера, которую дал ему Скотт Эштон («Так что мы все там были», – говорит Рон). Но настоящее чудо Stooges на Coachella – даже не то, что они зажгли не хуже прежнего, и не то, что сюрпризом на сцене появился саксофонист Стив Маккей, а сам факт, что музыка, которой уже тридцать лет, прозвучала не менее современно, чем выступления других хедлайнеров. Об этом никто не трубил, никто не кричал, что этого момента пришлось ждать тридцать лет, – просто очередной рок-н-ролл-бэнд, но, как написал потом Billboard, «самый грязный, сексуальный, сырой и грубый» на всем фестивале. Джей Бэбкок в рецензии для Los Angeles Times назвал их выступление «чудом в пустыне». «Я до сих пор помню, с каким воодушевлением писал эту рецензию, и до сих пор его чувствую, – говорит Бэбкок. – Это было ошеломительно. Я по-прежнему считаю, что это чудо».

Правда, в последний момент за кулисами возникли пререкания. Пит Маршалл с тех самых пор, как Рон в конце 90-х начал посылать Игги демозаписи, думал, что его позовут в возрожденные Stooges на бас; Игги поддерживал его кандидатуру, потому что хотел иметь рядом хорошо знакомого человека, но в конце концов сдался и согласился взять Уотта при условии: «никакого слэпа, никаких аккордов… и никакого блошиного прыганья по сцене» – он имел в виду его дружбу с Фли, «Блохой», фанковым басистом Red Hot Chili Peppers. Как теперь видно, решение было верное: Уотт привнес в звучание группы новую моторность, привел своих фанатов из панк-тусовки, сложившейся вокруг лос-анджелесского лейбла SST, и оказался чрезвычайно предан делу Stooges. Предложение выступить на Coachella Уотт получил во время тура со своей командой The Secondmen, омраченного его проблемами со здоровьем. До фестиваля оставались считаные дни, Уотт буквально корчился от боли, но скрывал это от Игги, боясь сбить тому боевой настрой. Во время репетиций Игги был почти пугающе собран: точно знал, чего хочет, был уверен в себе, но в то же время дипломатичен. Когда они наконец вышли, Уотта парализовало страхом, он почувствовал, как «побледнел, белее савана»; но Рон завел соло в “Down On The Street”, Игги забрался на усилитель и принялся его трахать, пошел адреналин, и Уотт сумел справиться с собой.

На следующий год The Stooges, в числе главных хедлайнеров, должны были закрывать Coachella, и пока они готовились выйти на сцену, казалось, что это ужасная ошибка: основная толпа, дабы избежать пробок, решила свалить сразу после The White Stripes, у которых вдобавок были на сцене технические проблемы. Когда The Stooges зарядили трехаккордную атаку “Loose”, тысячи усталых фэнов брели к парковке… «И вдруг все остановились как вкопанные, – говорит один из посетителей фестиваля, Эндрю Мейл. – Замерли. Прислушались. И рванули обратно. Поначалу казалось: полный провал, люди понятия не имеют, что это за старикан на сцене. И тут – разворот на 180 градусов. Мощный подъем, как будто ветер в спину, – тысячи людей бегут к сцене. Все вокруг в эйфории, все сияют, смотрят друг другу в глаза». После шоу Игги задержался для фото на обложку журнала – с Джеком Уайтом, новым знаменосцем детройтского рока. Уайт держит Игги на руках и смотрит на него, как Мария Магдалина на «Снятии с креста» (фотограф Мик Хатсон вспоминает: «Во взгляде любовь – не просто мужская нежность»). Спустя несколько недель в беседе с изображавшим Христа Игги Уайт сказал: «Я всегда чувствовал, что кровь в твоих жилах гораздо гуще, чем у нормальных людей, и ничто не может осквернить ее. Вот что я в тебе вижу». Уайт, не скрывая своего преклонения, выразил чувства многих: невзирая на весь норовивший затопить его хаос, Игги Поп благодаря беззаветной преданности своей музыке (оставившей на его теле до сих пор заметные шрамы) обрел особого рода чистоту.

Так с тех пор и пошло – «как во сне», по словам Рона Эштона: забил неиссякающий фонтан признания, и это было «так удивительно, что даже не верится. Как будто – оп! – и проснусь, и я снова в баре, где платят десять долларов за вечер». Для обоих Эштонов опыт ни с чем не сравнимый, почти мистический: их музыка как будто настоялась и наконец пропитала насквозь весь современный рок; прошло тридцать лет – и вот она, минута славы. Впрочем, пришлось попотеть: на афишах фестивалей и в Европе, и в США название The Stooges печатали все крупнее и выше, но всякий раз – нервы перед выходом и раздражение после концерта. Главным испытанием для троих отцов-основателей должен был стать концерт в “Hammersmith Apollo” в августе 2005 года – первое лондонское выступление в качестве хедлайнеров с июля 72-го. Одним из самых значимых событий лондонского фестивального сезона должно было стать исполнение альбома Fun House целиком. Ради праздничка даже продюсер Fun House Дон Галлуччи на несколько дней оторвался от своей торговли недвижимостью, а уж Игги и Майк Уотт, несмотря на весь свой опыт, просто места себе не находили.