Полицейский нахмурился. Макер не рискнул рассказать ему о сделке с Тарноголом. Его жена пропала в ночь убийства, а он стал президентом банка. Он, разумеется, надеялся, что полиция найдет ее, хотя бы для того, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Он даже обратился в частное детективное агентство, но, несмотря на щедрые гонорары, сыщики не напали на след Анастасии. Полиция наверняка добилась бы большего.

– Анастасия бросила меня, – сообщил Макер Сагамору.

– Сочувствую, – сказал лейтенант.

Он не стал ни о чем его расспрашивать.

Макер предпочел не вовлекать полицию в эту историю, потому что следователи не знали, что в ночь убийства Анастасия находилась в Вербье. Он неотвязно думал о записке, которую она ему тогда оставила. Интересно, что она натворила?

Понедельник, 2 июля 2018 года

Я все утро проторчал у себя в номере, изучая материалы дела. Или, скорее, пытаясь избежать встречи со Скарлетт после нашего неудачного поцелуя накануне. Она очаровала, восхитила, покорила меня. Но стоило мне закрыть глаза, как в моем воображении возникала Слоан. Устав ходить кругами, как лев в клетке, я позволил себе первый за день перекур. Я вышел на балкон с чашкой кофе спокойно покурить на солнце. И в то же мгновение увидел Скарлетт, которая загорала, сидя в кресле на своем балконе. Она читала “Унесенных ветром”.

– Надо же, писатель выбрался из логова.

Она встала и оперлась на парапет, разделявший наши балконы. Я предложил ей сигарету.

– Вы даже можете перешагнуть этот барьер, – предложил я. – У меня в кофеварке полно горячего кофе, хотите чашечку?

– Нет, спасибо, – мило отказалась она. – Останусь на своей стороне, от греха подальше.

Она демонстративно вцепилась в парапет и сказала со смущенной улыбкой:

– Простите за вчерашнее… За то, что я попыталась вас… ну, в общем…

Я перебил ее:

– Не извиняйтесь, Скарлетт. Я сам виноват.

Она печально улыбнулась и тут же заговорила о другом:

– Я сделала несколько звонков сегодня утром. Бинар упомянул инспектора из уголовной полиции Вале по фамилии Фавраз – он допрашивал его после убийства.

– Да, я помню.

– Я нашла его. Он все еще работает в Вале, только теперь он возглавляет там следственный отдел. Мне даже удалось с ним поговорить.

– И что? – встрепенулся я.

– А то! Он ждет нас сегодня в четыре часа в Сьоне. Если, конечно, вам это интересно.

– Разумеется, интересно!

Ровно в четыре мы со Скарлетт явились в полицейское управление Вале в Сьоне.

– Вы писатель? – спросил Фавраз, провожая нас в свой кабинет.

– Он-он, собственной персоной, – ответила за меня Скарлетт, что уже вошло у нее в привычку.

– Значит, вы пишете книгу о событиях в “Паласе Вербье”?

– Сам не ожидал, но да, пишу. Мы пытаемся разобраться в том, что там случилось.

– Ну и бардак у них творился, извините за выражение, – сказал Фавраз. – Я прекрасно помню, как мы приехали в отель. На месте уже работали коллеги из муниципальной полиции и жандармерии. “Палас” оцепили. Зеваки валили туда толпой. Представляете, такое происшествие в захолустье вроде Вербье. Добрая половина местных жителей выстроилась вдоль полицейского оцепления. “Убийство? Тут?” – недоумевали они. В холле отеля толклись встревоженные сотрудники. Директор сходил с ума, воображая, как журналисты раздуют эту историю и погубят ему сезон.

– Что вы сделали, приехав в “Палас”? – спросила Скарлетт, не упустив ни слова из его рассказа.

– Поднялся на шестой этаж. Я лично закрыл доступ в люкс 622 до приезда криминалистов, чтобы место преступления не затоптали. Затем мы обошли все номера на этаже в поисках возможных свидетелей.

– Так это вы расследовали убийство? – спросил я.

– Нет. Дело в итоге передали в уголовную полицию Женевы.

– В женевскую полицию? Почему?

– Потому что всем стало очевидно, что убийство связано с Эвезнер-банком. Преступление произошло в Вербье, но все следы вели в Женеву. Так что они затребовали дело себе, и никто не воспротивился.

– С чего вы взяли, что следы ведут в Женеву? – поинтересовался я.

Фавраз заколебался. Ответил он весьма туманно:

– Мы кое‐что нашли в номере 622.

– Что именно?

– Я уже и так слишком много сказал вам, – буркнул он.

– Или слишком мало, – возразила Скарлетт.

– В то время всего несколько полицейских были в курсе. Только наши женевские коллеги имеют право разглашать эту информацию. Дело же еще не закрыто. Я бы не хотел допустить бестактность по отношению к ним.

– У вас есть кто‐нибудь в женевской полиции? – спросила Скарлетт.

– Следствие вел лейтенант Филипп Сагамор. Ему было тогда под сорок, то есть он наверняка еще в строю. Свяжитесь с ним от моего имени.

Я все записал.

– Утром шестнадцатого декабря, – сказала Скарлетт, – вы допрашивали свидетелей в “Паласе”. Вы можете поделиться с нами какими‐нибудь материалами?

– Знаете, на месте преступления обычно создается совершенно особая атмосфера. Несмотря на то что вокруг кишмя кишат полицейские, там всегда тихо и спокойно. Словно штиль после бури, точнее, после смерти. Но то утро стало исключением из правил. На шестом этаже “Паласа” царило невероятное оживление.

В воскресенье, 16 декабря, в 7.30 утра Макера разбудил стук в дверь. Он с трудом продрал глаза. Стучали настойчиво. Он встал, надел халат. В прихожей он наступил на какую‐то бумажку. Видимо, ему подсунули записку под дверь. В первую минуту Макер подумал, что это сообщение от отеля, но потом узнал почерк Анастасии. Он прочел с бьющимся сердцем несколько наспех нацарапанных строк.

В дверь снова постучали. Макер сунул записку в карман халата и открыл: перед ним стоял полицейский в форме. В коридоре творилось что‐то невообразимое.

– Что стряслось? – спросил Макер.

Полицейский подозрительно посмотрел на него:

– Тут уже целый час ор стоит, и вы ничего не слышали?

– Вчера вечером я принял снотворное, – объяснил Макер, словно в забытьи.