Увидев первые кадры нашего сериала, Бернар сказал: “Да, сериал – это новое кино”.

Договорившись с Сагамором, мы со Скарлетт прибыли в Управление женевской уголовной полиции незадолго до полудня. Он встретил нас внизу, тепло поздоровался, сразу узнав меня, и мы поднялись на четвертый этаж в его кабинет.

– Значит, вас послал Фавраз? – спросил он.

– Мы пытаемся выяснить, что произошло в номере 622 “Паласа Вербье”, – объяснила Скарлетт.

– Я тоже не прочь узнать разгадку этой истории, – сказал Сагамор. – Что именно вам известно?

Я рискнул пойти с козыря:

– Нам известно, что после убийства полиция нашла кое‐что в номере 622. Что это было?

Сагамор усмехнулся:

– Какая осведомленность! Могу ли я предложить вам кофе?

Первый вторник апреля,

через четыре месяца после убийства

В конце дня в Управлении уголовной полиции Женевы на бульваре Карла Фохта Сагамор получил взбучку от начальства.

– Ну куда это годится, лейтенант, – раздраженно пеняла ему шеф полиции Элен Ригетти. – С момента убийства прошло четыре месяца, а у вас до сих пор ничего нет?

– Это дело сложнее, чем кажется на первый взгляд, – ответил Сагамор.

– Лейтенант, вы же сами хотели, чтобы его передали нам…

– Ну, после нашей находки в номере убитого это решение напрашивалось само собой…

– И я вас поддержала, убедив полицию Вале пойти вам навстречу, – перебила его Ригетти, которой надоело препираться.

– За что я вам крайне признателен, – сказал Сагамор.

– Что ж, выразите свою признательность, поставив точку в этой эпопее, лейтенант! Потому что на данный момент я выгляжу полной дурой, да и вы не лучше!

– Я совершенно уверен, что это преступление имеет какое‐то отношение к Эвезнер-банку и корни его следует искать в Женеве. Появление грабителя в доме Макера Эвезнера за день до убийства не было случайностью. Потом произошло массовое отравление в “Паласе Вербье”, что помешало объявлению имени нового президента. И той же ночью кто‐то убил одного из членов совета банка. Все это связано, осталось понять, как именно.

– У вас есть подозреваемый?

– Конкретного имени нет, мадам.

Ригетти вздохнула.

– Вы произвели обыск в банке? – спросила она.

– Нет, только в офисе Жан-Бенедикта Хансена.

– Но если, как вы считаете, эти события связаны с банком, почему бы не обыскать все здание?

– Обыск нам ни к чему. У меня есть кое‐что получше – крот в Эвезнер-банке.

– То есть как? – возмутилась Ригетти. – Вы запустили в банк крота, не уведомив меня?

– Это совпадение, – объяснил Сагамор. – Наш крот там уже давно. Финансовое подразделение проводит секретную операцию при поддержке Федеральной полиции. Топ-менеджеры банка подозреваются в злоупотреблениях с использованием служебного положения.

Ригетти закатила глаза:

– Действуйте по своему усмотрению, Сагамор, но закройте мне по‐быстрому это дело!

С этими словами она вышла из кабинета. Сагамор остался сидеть за рабочим столом, печально рассматривая огромное панно на стене, где он вывешивал материалы следствия. Взглянув на часы, он подумал, что крот, возможно, уже вернулся из банка. Он снял трубку служебного телефона и позвонил в финансовое подразделение, этажом ниже. Крот и правда был на месте. Они договорились увидеться в его кабинете и обсудить ход расследования.

Для крота эта история началась чуть больше года назад, то есть сразу после смерти Абеля Эвезнера, когда отдел по борьбе с отмыванием денег Федеральной полиции забил тревогу в связи с движением крупных сумм неизвестного происхождения в женевских банках.

В ходе следствия, проводимого совместно с финансовым подразделением женевской уголовной полиции, подозрения пали на Эвезнер-банк, а конкретнее – на Синиора Тарногола. Но как ни пытались полицейские вывести его на чистую воду, всякий раз заходили в тупик – никаких сведений о Тарноголе до того, как он пятнадцать с чем‐то лет назад поселился в Женеве, в частном особняке по адресу улица Сен-Леже, 10, им откопать не удалось. То есть вообще ничего. Как будто этого человека раньше не существовало. Из документов у него оказался паспорт одной из бывших советских республик, архивы которой были частично уничтожены, так что отследить его и там не представлялось возможным. На основании этого паспорта Тарногол получил вид на жительство, подкупив работника кантонального Ведомства по вопросам населения. Поскольку он совсем недавно продлил Тарноголу указанный вид на жительство еще на десять лет, следователи быстро вышли на него и предъявили ему обвинение.

Но чиновник тоже не смог им сообщить о Тарноголе ничего определенного. Он никак не давался им в руки. Полицейские несколько месяцев продолжали слежку, но тщетно. Тарногол обладал способностью исчезать средь бела дня. Что касается круга его общения, то он оказался крайне ограниченным, что необычно для такого богатого человека. Судя по всему, у него не было ни друзей, ни родственников, ни знакомых. Единственная ниточка вела к Макеру Эвезнеру, передавшему Тарноголу свою долю в семейном банке, и ко Льву Левовичу, который, по данным следствия, представил его Абелю Эвезнеру пятнадцать лет назад.

В начале прошлого лета, после полугода безуспешных попыток выследить Тарногола, было принято решение внедрить в Эвезнер-банк агента финансовой полиции. Их новая сотрудница идеально подходила для такого задания – получив финансовое образование, она до того, как поступить в полицию, работала в банке, и ей ничего не стоило втереться там в доверие.

Чтобы провести эту операцию, им пришлось заручиться поддержкой верхушки Эвезнер-банка.

•

Июнь прошлого года.

Главная оранжерея Ботанического сада Женевы

Там было безлюдно, если не считать одинокой фигуры на деревянном мостике над прудом. Стоящий там человек нервничал. Он не понимал, что от него нужно финансовой полиции. Да, он пару раз вполне сознательно не указал какие‐то суммы в налоговой декларации. Но он же не один такой. И зачем назначать встречу в оранжерее? Облокотившись на перила, он смотрел на двух водных черепах, мирно плывущих между белыми кувшинками.

Крот и начальник финансового подразделения, сверившись с фотографией, убедились, что это именно тот, кто им нужен, вышли из‐за большого цветущего куста, служившего им укрытием, и тоже поднялись на мостик.

Полиция решила обратиться за помощью к Жан-Бенедикту Хансену, сочтя его психологический профиль наиболее подходящим. В тишине оранжереи, где единственными свидетелями их разговора были разноцветные карпы и черепахи, начальник финансового подразделения, представившись, подробно объяснил Хансену, о чем речь.