Она недоуменно нахмурилась.

– Позвольте объяснить. Вспомнив, кто я, я сразу забыл, кем я был. И вы только что дали мне мой первый ключ к разгадке… вы сказали «Джонси».

Ее эта новость изумила.

– Мистер Джонс. Да. – Она смущенно пожала плечами. – Мы давали всем вернувшимся солдатам имена, которые легко запомнить.

Алекс посмотрел вокруг. Они стояли посреди коридора, и разговаривать было не очень удобно.

– Нэн, мы можем посидеть где-то несколько минут? Возможно, у вас сейчас перерыв? Я могу угостить вас чашкой чая или еще чем-нибудь?

Она рассмеялась.

– Наконец-то свидание, которого я так долго ждала.

Он посмотрел на нее с недоумением.

– О, не обращайте внимания. Я как раз собиралась выйти на обед. Могу уделить вам десять минут, если вы, конечно, не хотите встретиться и посмотреть новый фильм «Три мушкетера», который показывают во «Дворце»? – предложила она. – Дуглас Фэрбенкс…

Он видел плакаты и улыбнулся, но это была грустная улыбка.

– Я не могу, Нэн.

– Значит, у вас все серьезно с мисс Обри-Финч?

Он кивнул.

– Она моя невеста.

Нэнси разочарованно поморщилась.

– Логично, – сказала она. – Ладно, чай так чай, в столовой.

Они нашли столик в углу у окна, и Алекс изо всех сил старался не замечать взгляды других медсестер.

– Ну, – заметила она, – по крайней мере, они получат повод для сплетен. Им прямо не терпится, кто мой привлекательный гость.

Он улыбнулся.

– Спасибо, Нэнси, за все, что вы сделали для меня. Жаль, что я ничего из этого не помню.

– О, все в порядке. С вами было просто. Вы были вежливым, обаятельным, остроумным, когда вам этого хотелось, хотя, как правило, сварливым, потому что все время ощущали тоску.

Он перешел к делу.

– Что вы помните о том дне, когда я исчез из палаты? Я же был в палате, да?

– Да, – нахмурилась она. – Верно. Вы были в санатории, но все было как обычно. Вы были в плохом настроении, и вас бесило, что вас заставляют надеть костюм и принять участие в празднике в честь мира.

Он улыбнулся.

– Продолжайте.

Она рассказала все, что могла вспомнить о том дне, в том числе о приезде Пенелопы и панике, которая началась, когда выяснилось, что он пропал.

Она сделала два глотка чая, почувствовав жажду от долгого разговора. Он заказал для нее еще и печенье.

Теперь он кивнул на него:

– Ешьте, пожалуйста. Вам не помешает немного набрать вес, – добавил он, зная, что любой женщине приятно такое замечание. – Где я был, когда исчез?

Нэн набросилась на печенье с сухофруктами, стараясь положить в рот аккуратный кусок. Она говорила, жуя, и он старался не улыбаться.

– Насколько я помню, вы курили в саду. Вам нравилось сидеть там, и вы рассказывали мне о малиновке, которая навещает вас.

Он кивнул, вспомнив о малиновке в лабиринте и о том, что ее песня вызвала в памяти другую малиновку.

– Сестра Болтон была последней, кто вас видел. О, она была в ярости из-за вас: вы сказали, что встретитесь с ней на празднике, а никто не смеет обманывать сестру Болтон!

Алекс усмехнулся и отхлебнул холодного чая.

– Так что же, я просто взял и ушел?

Она кивнула.

– Через боковые ворота, предназначенные для доставки. Довольно изобретательно с вашей стороны, особенно учитывая, что вы всегда боялись того, что лежит за пределами территории больницы.

– Что вы имеете в виду?

– Я думаю, что вы были так расстроены, что никто не явился за вами, и постепенно стали все больше бояться внешнего мира, не зная, кто вы такой на самом деле.

Возможно, она и была довольно простой девушкой, но в проницательности Нэн было не отказать, и он был абсолютно уверен, что она была потрясающей медсестрой.

– Как вы думаете, кто-то помог мне?

– Мы не знаем. Единственными посетителями в день вашего исчезновения были Билли Локли, парень, который регулярно доставляет нам овощи из местного магазина, и мистер Фэрвью, приходящий терапевт. Ни один из них ничего не знал о вас.

– Нэнси, я пришел в сознание и вспомнил, кто я, бродя по Севил-роу в 1921 году.

Она ахнула.

– Вы шутите!

Алекс печально покачал головой.

– Я понятия не имею, где провел все эти годы, но я определенно был сыт, здоров, побрит и одет в хороший костюм. У меня, скорее всего, даже были деньги в кармане, но…

Нэнси казалась потрясенной. Когда он умолк, она подняла бровь, все еще не веря, и допила свой чай. Алекс посмотрел в окно на дождь, который теперь усилился и стекал ручейками по оконному стеклу, искажая пейзаж за ним. Он снова отхлебнул чаю, которого ему вовсе не хотелось. Его странный привкус напомнил ему о жизни в окопах, а болтовня и смех сестер звучали как кудахтанье под звон столовых приборов. Теперь он вспомнил, как больничная тележка катилась по коридорам на колесах, которые давно пора было смазать, и какофонию посуды, и звон столовых приборов в ней.

И надо всей этой сенсорной информацией возник неожиданный стук высоких каблуков по дорожке и воспоминание о том, как они с Нэнси стояли у окна.

Он сглотнул, горло внезапно пересохло. Алекс понял, что Нэн трясет его за руку.

– Господин Уинтер? – Голос звучал обеспокоенно.

– Мне очень жаль, – сказал он, концентрируя взгляд на ее встревоженном лице. – Простите. Иногда со мной такое случается. Я пытался ухватиться за воспоминание, которое стремится ускользнуть.

Она неуверенно улыбнулась.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Да, прекрасно. Время от времени мелькают какие-то проблески из-за всяких событий. Я вспомнил, как мы стояли у окна, и стук чьих-то каблуков по дорожке, и как вы уговаривали меня побриться.

Она нахмурилась.

– Хм, дайте-ка подумать. Насколько я помню, несколько дней было очень холодно, и я пообещала старшей сестре, что заставлю вас побриться… поэтому это должно было быть где-то в ноябре. Вы согласились надеть костюм для праздника, и я принесла вам костюм.

– Костюм?

Она кивнула и проглотила еще кусок печенья.

– И у вас был любимый зеленый свитер, который для вас связала одна из сестер милосердия.

Смутное воспоминание появилось и исчезло, прежде чем он успел его ухватить.

Нэн нахмурилась.

– Я что-то сказала насчет того, что вы говорите как аристократ, и вы сказали, что, возможно, были актером, но мне казалось, что вы скорее были банкиром или адвокатом.