на депортацию[1052]. Одну из них назвал К. Василиу, в своем докладе об итогах второй фазы операции сообщивший о «циркулировавшем среди цыган слухе, что в Транснистрии они будут наделены землей»[1053]. Безличный оборот, использованный здесь К. Василиу (слух «циркулировал» как бы сам по себе), был призван скрыть тот факт, что источником слуха были сами жандармы, которые таким образом обманывали ромов, чтобы облегчить себе задачу их депортации. Например, группа ромов из села Берзунци в Молдове просила, чтобы их освободили от депортации, вопреки, как написали они в своей петиции, обещанию местных жандармских чинов, «что в тех краях их наделят землей»[1054]. По свидетельству одного из выживших ромов, именно «власти» вели пропаганду под лозунгом: «В прекрасном краю за Днестром дадим мы вам землю и дом»[1055].

О том, насколько произвольными были решения жандармов о том, кто подлежал депортации, а кто нет, свидетельствуют следующие факты.

В некоторых уездах жандармы, узнав накануне депортации, что отдельным ромам удалось ускользнуть из-под надзора, и будучи уверены, что при депортации большего, чем было указано в августовских списках, числа ромов им не придется отвечать за небрежность, но они будут наказаны, если не выберут квоты, просто заменили укрывшихся ромов другими. Эти последние, как утверждали жандармы в рапорте, «оказались, между тем, из той же категории, то есть они не годны к мобилизации и опасны для общественного порядка»[1056]. Жандармы, скорее всего, арестовали и депортировали первых попавшихся ромов.

Следует, однако, признать, что задача жандармов и в самом деле была нелегкой, поскольку критерии отбора, которые К. Василиу считал «точными», были на самом деле весьма расплывчатыми[1057]. Во-первых, разница между кочевыми ромами (которые, повторяем, все, за исключением мобилизованных и годных к мобилизации мужчин, должны были быть депортированы) и оседлыми ромами была не столь очевидна, как это представлялось бухарестским бюрократам[1058]. Некоторые ромы проживали в холодный период времени в населенных пунктах, где у них было свое жилье, а в летние месяцы колесили по всей стране в поисках сезонных заработков. Если жандармы задерживали их в селах и городах, не являющихся местом их постоянного проживания, то их, как правило, немедленно арестовывали и депортировали. Некоего Кедоркана Миклеску, кирпичника, например, задержали по пути на кирпичный завод, расположенный в уезде Путна (Молдова), куда он следовал вместе с другими кирпичниками и сезонными рабочими на том же заводе. Жандармы, арестовавшие эту группу, отконвоировали колонну кочевых ромов в Транснистрию. По словам К. Миклеску, жандармы просто приказали им присоединиться к колонне депортируемых ромов и перегнали их в Транснистрию без проведения какого-либо расследования или даже регистрации[1059]. Инвалид войны Иона Д. Пэун из села Милошешть в Валахии подал на имя министра внутренних дел жалобу, в которой изложил просьбу разрешить членам его семьи вернуться из Транснистрии, объяснив, что их арестовали и приказали присоединиться к группе депортируемых, когда они возвращались домой из соседнего села, где были на полевых работах[1060].

Более того, вопреки предположениям бюрократов из Бухареста, не так легко было отличить рома от этнического румына. Если все кочующие лица автоматически считались кочующими ромами и, таким образом, подвергались депортациям, то оседлые ромы очень часто вели схожий со своими соседями – этническими румынами образ жизни и в повседневном обиходе использовали румынский язык. В такой ситуации жандармы часто применяли самый простой критерий: цвет кожи. Так, мэр города Тырговиште жаловался в конце сентября 1942 г. министру внутренних дел, что городская полиция зарегистрировала «цыган» (закавычено в оригинале) согласно «порочному критерию, потому что, во-первых, нет точного основания для различия, кроме цвета [кожи], и отсюда [проистекает] целый ряд злоупотреблений». Особое недовольство мэра вызвало то обстоятельство, что после депортаций экономическая жизнь города остановилась, поскольку не только ромы, но и те, которые «из-за цвета [кожи] попали под подозрение [как ромы]», каждый день ожидали новых депортаций[1061].

Неудивительно, что многие люди потребовали освобождения от депортации по причине того, что они не ромы, а этнические румыны, даже если цвет кожи у них был более темным, чем у «типичного» румына. Например, группа граждан из молдавского города Хуши потребовала, чтобы их исключили из списка «подозреваемых цыган», поскольку они были этническими румынами. Заявители писали, что списки полны ошибок, потому что «при проведении переписи [жандармы] смотрели не на документы, а на лицо, кто более смуглый, того считали за цыгана». Как благонамеренные румыны, писали далее заявители, они приветствовали депортацию «цыган» и выдворение «жидов», но их поверг в прострацию тот факт, что теперь те же «жиды» прилюдно над их горем смеялись[1062].

Используемая многими заявителями лексика кажется извлеченной из пособия по постмодернистской антропологии, настолько креативными были эти, как правило, полуграмотные люди в поисках средств выражения своей комплексной идентичности. Например, солдат, который просил о возвращении своей семьи из Транснистрии, куда она была депортирована, поскольку он был «по происхождению цыган», определял себя следующим образом: «Я румын и желаю умереть румыном»[1063]. Другие писали о себе как о «цыганах румынского племени, румынизированных, а не кочевого племени»[1064]. Еще один заявитель совсем обошел тернистый вопрос об этничности и просто описал несправедливость, совершённую в отношении его семьи, которую депортировали, «в то время как я воевал на фронте, чтобы защитить народ и страну, частью которых были моя жена и детишки»[1065]. Очевидно, что для всех этих людей «быть цыганского этнического происхождения» не было несовместимым с тем, чтобы быть румыном, принадлежать к румынской нации – идея, которая казалась абсурдной румынским бюрократам и интеллектуалам-националистам.

После того как выявили «цыган» и провели различие между «кочевыми цыганами» и «цыганами оседлыми», жандармы и полицейские должны были отобрать среди последних тех, кто, цитируя приказ К. Василиу от 22 июля, были «судимыми, рецидивистами либо не имели средств к существованию или конкретного занятия, позволяющего вести честный образ жизни»[1066]. И, как будто бы эта формулировка не была достаточно расплывчатой, в бюрократической переписке лиц, ответственных за депортацию, ее часто использовали в весьма различных вариантах. Так, заместитель К. Василиу, полковник К. Тобеску в своем приказе жандармским инспекторатам и легионам от 25 июля указал, что депортацию оседлых ромов следовало «начать (sic!) с тех, кто был осужден за преступления и различные правонарушения, рецидивистов, карманников, воров, промышляющих в поездах, базарных воров, барахольщиков, а также всех тех, на которых есть данные, что они живут воровством»[1067]. Нижестоящие офицерские чины спускали своим подчиненным эту формулировку в еще более расплывчатых терминах[1068].