Кармен стояла, сунув руки в карманы куртки, чертила что-то носком туфли на песке. Сергей подошел и встал перед ней.

– Что ты решила?

Она подняла глаза.

– Я уже все сказала, милый… Ты хочешь, чтобы я врала? – она покачала головой. – Ты не чужой мне человек, я не хочу тебе врать…

Сергей достал пистолет и поднес к ее груди. Ствол дрожал в его руке.

– Я последний раз тебя спрашиваю… – срывающимся голосом сказал он.

– Ты мог бы это сделать гораздо раньше, милый, – улыбнулась она. – Еще там, на фабрике. Все было бы проще. Тебе, наверное, дали бы орден…

– Я прошу тебя!..

– Все почему-то думают, что сердце здесь, – сказала Кармен, коснувшись прижатого к ее груди ствола. – А оно точно посередине… – Она засмеялась: – Говоришь о любви, милый, – и даже не знаешь, где она живет…

Она вздрогнула и обхватила его за шею, пытаясь устоять на ногах. Сергей бросил пистолет, с трудом, не сразу расцепил ее руки и положил ее на песок. Присел над ней. Осторожно провел пальцами по груди вокруг маленькой раны с опаленными порохом краями, по шее и по лицу…

– Подождите… – Адвокат – молодой человек с лицом прилежного ученика – торопливо листал толстое уголовное дело с бесчисленными фотографиями и схемами. – На следствии вы не показали, что убили ее…

– Зачем? Это касается только меня. И ее. И никого больше. – Сергей, уставший от долгого рассказа, спокойно курил за столом напротив него. Это был старик неопределенного возраста, с седыми висками и глубокими морщинами на землистом лице.

– Но есть еще родители! Они до сих пор ее ищут. Вы не хотите, чтобы они похоронили свою единственную дочь, чтобы у них была хотя бы могила, куда можно прийти и…

– Вряд ли она хотела этого… Чтобы ваши трупорезы ворочали ее голую на столе руками в резиновых перчатках… Нет, – Сергей покачал головой. – Больше никто к ней не прикоснется.

– Поймите, в вашем положении еще одно убийство, тем более не корыстное, из ревности, в состоянии аффекта – уже мало что изменит, – убеждал адвокат. – Я, конечно, буду добиваться двадцати лет вместо пожизненного заключения, но…

– Успокойтесь, доктор, – усмехнулся Сергей. – Какая разница – десять лет, двадцать, пожизненное. Жаль, что отменили смертную казнь… Понимаете, можно прожить свою жизнь за восемьдесят лет или за сто – сколько дано природой. А можно за год – всю, без остатка… Смотрите, – он достал сложенный лист бумаги и осторожно вынул из него маленький засохший цветок. – Я поднял его тогда, на фабрике… Знаете, я долго думал, как и почему все это случилось со мной. Ведь я самый обычный человек, обычней не бывает. И вот что я понял, – он наклонился ближе к адвокату и понизил голос. – У каждого – у меня, у вас, у любого другого – есть только одна женщина, та самая, единственная, у каждого своя. Она может жить на другом краю земли, и вы никогда ее не увидите, а может жить на соседней улице, и вы ее встретите сейчас, за первым углом, когда выйдете отсюда. И тогда… Я не желаю вам этого, доктор! Мне кажется, вы хороший человек, и я вам этого не пожелаю!..

Конвоир открыл дверь. Сергей заложил руки за спину и шагнул было через порог, но обернулся.

– Доктор, вы верите, что есть что-то там… – Он указал глазами вверх. – Где мы все снова встретимся?

– Не знаю, – пожал плечами адвокат. – Никто не знает…

– А я верю, – сказал Сергей. Лицо его вдруг осветила счастливая, детская улыбка. Он повернулся и пошел, уже не оглядываясь.

Отец осторожно заглянул в детскую. Аля торопливо прикрыла глаза, изображая крепкий утренний сон.

Отец и мать на цыпочках вошли в комнату. На кресле лежало пышное бальное платье, около кровати валялись сброшенные второпях белые туфли.

Мать посадила на постель рядом с подушкой огромного плюшевого слоненка. Они с отцом переглянулись, улыбаясь, как заговорщики. Мать распахнула шторы, отец врубил магнитофон на полную громкость.

В окно брызнуло полуденное солнце, грянула музыка. Аля села на кровати, хлопая громадными ресницами как бы спросонья. Она была в короткой детской пижаме и выглядела совсем по-детски, никак не дотягивая до своих семнадцати.

– Лялька, поздравляем! – мать поцеловала ее.

– Ма-ам, – укоризненно протянула Аля, обнимая слоненка. – Я давно не ребенок.

– Первый раз я это слышала, когда тебе было пять лет, – засмеялась мать.

– Конечно, не ребенок, – поддержал отец. – Твоя дочь закончила школу! Между прочим, с золотой медалью! А кстати, где наша медаль?

– Да она не золотая. Одно название… – Аля открыла футляр и взвизгнула от восторга. На бархатной подстилке рядом с медалью свернулась золотая цепочка с изумрудным кулоном.

– А это подарок нашему совсем взрослому ребенку, – отец повернул ее к зеркалу и надел цепочку на шею. На мгновение они отразились втроем, как на семейном портрете: отец, мать и маленькая Аля между ними.

– Спасибо, ма! Спасибо, па! – Аля по-щенячьи ткнулась в щеку одному и другому.

Умывшись в ванной, она в упор внимательно осмотрела себя в зеркале, поворачивая лицо из стороны в сторону. Тревожно тронула пальцем синие круги под глазами…

С прежней беззаботной улыбкой она щебетала за столом, ковыряя ложкой щедро политый кремом наполеон.

– Ну, сначала медаль вручили – специально дядька из министерства приехал. Потом речь заставили сказать, представляешь: спасибо родной школе и все такое. Директриса даже прослезилась, чуть не задушила. Цветов надарили! Потом танцевали до утра. Я уже едва стояла на каблуках. Потом вообще сняла, так босиком и шлепала, когда рассвет пошли встречать. Там выпускники со всей Москвы собрались. Представляешь, площадь перед универом – и вся в белом!

– Наше платье произвело впечатление?

– Грандиозное! Жалко, что на один раз.

– Почему? Может, на свадьбу пригодится, – хитро сказал отец.

– Сто раз еще мода поменяется, – махнула рукой мать. – Ты почему не ешь?

– Не хочу, – Аля отодвинула пирог.

– Твой любимый!

– Спасибо, ма. – Аля виновато покачала головой.

– А я всю ночь пекла… – огорченно сказала мать. – Все равно до утра заснуть не могла. Три раза лекарства пила.

– Ма-ам! Ты же знала, что я только утром приду.

– Все равно. Ты первый раз не ночевала дома. Когда-нибудь ты поймешь, что это такое.

– Но я же не одна. Ребята проводили до подъезда.

– Привыкай, теперь многое будет в первый раз, – сказал отец матери. – Лялька, а сейчас главный сюрприз! – торжественно сообщил он. – Мы с матерью не говорили, чтобы тебя не отвлекать: в субботу садимся на машину – и к теплому морю!