Он льстил им, конечно, случись тут беда, так эти благородные господа первыми покинут поле боя, как всегда и делали благородные, оставляя солдатню на забой в случае поражения.

Но эти его слова снова вызвали одобрение у собравшихся. И он продолжал:

— И сначала, прежде чем я приму решение, я попрошу господина Гренера, — Волков ладонью вверх, как положено по этикету, указал на него, чтобы все знали, о ком идёт речь, — попрошу его провести разведку.

Иоахим Гренер встал, чтобы его увидели, и поклонился всем присутствующим на три стороны.

— Иоахим Гренер — хозяин поместья Гренер, в котором сейчас находятся горцы, — объяснил кавалер, — нет никого, кто лучше бы знал эти места. Господин Гренер, возьмите себе десяток людей из кавалеров или благородных юношей и произведите рекогносцировку, узнайте, сколько врага пришло. Вам по силам такая моя просьба?

— По силам, кавалер, — отвечал старый кавалерист. — Я всё выясню.

— Это хорошо, надобно мне знать, сколько их всего пришло и сколько у них коней, сколько из тех коней строевых, а сколько обозных.

— Отъеду до зари, кавалер, — отвечал Гренер.

— Нет, — вдруг твёрдо сказал Волков, — надобно мне знать это утром. Я хочу, что бы всё было ясно мне до завтрака. Прошу вас, добрый мой Иоахим, ехать немедля.

— Немедля? — Спросил Гренер, для которого, видно, эта просьба была неожиданна.

— Да, друг мой, немедля, хочу завтра начать дело после завтрака. — Всё также твёрдо продолжал кавалер.

— Да-да, поеду, раз так, — отвечал Гренер. — А кого же мне взять с собой?

— Любого, кого пожелаете. — Сказал Волков, заканчивая с ним. — Ротмистр Рене.

— Да, кавалер. — Рене тоже встал.

— Прошу вас, дабы обезопасить нас от ночной атаки, на восточной тропе поставить пикет в тридцать человек и два секрета там же. А ещё два секрета на севере и два на востоке от лагеря. И поставить в секреты лучших сержантов.

— Будет сделано, господин кавалер. — Покосился ротмистр.

— Господин фон Финк, — продолжал Волков, — прошу вас выставить наблюдателей на реку на всю ночь, на всём протяжении лагеря.

— Как пожелаете, кавалер, — отвечал капитан, привставая с места.

— Ротмистр Роха, а вас попрошу выделить десять стрелков в пикет и по два стрелка в каждый секрет.

— Будет сделано, кавалер. — Отвечал Роха. Даже он привстал, хоть с его палкой это было и нелегко.

— Господа, разрешите откланяться. — Теперь встал и сам Волков, он поклонился всем собравшимся. — Завтра будет день нелёгкий, прошу вас всех долго не сидеть.

После он ушёл, но не только потому, что завтрашний день обещал быть тяжким, но и из-за того, что сидеть там было ему тяжело, и становилось ещё тяжелее с каждой минутой. Максимилиан проводил его до шатра, а там кавалера уже ждал брат Ипполит.

— Монах, — Волков сел на кровать, — дай мне такое зелье, такое крепкое, чтобы завтра я весь день мог просидеть в седле и не свалиться ни разу.

Монах скептически поджал губы.

«Где бы такое зелье взять?»

И протянул кавалеру чашку с бурой жидкостью.

— Снотворное, — узнал Волков.

— Снотворное и потогонное, — сказал брат Ипполит, — буду молить Господа, чтобы завтра вы хотя бы смогли встать с постели.

Утром монаху снова пришлось его поить лекарствами, Волков, не вылезая из-под одеяла, пил всю эту мерзость, что мешал ему брат Ипполит, а иначе он не встал бы с постели, его заметно трясло. Максимилиан и Увалень смотрели на него так, как ему не совсем нравилось. Увалень с жалостью и испугом, а юный Брюнхвальд удручённо или даже опечаленно. Но ни жалость, ни печаль ему были не нужны. Во-первых, он этого не выносил, не нужна была ему их жалость. А во-вторых, это были совсем не те чувства, что должны испытывать его подчинённые перед большим, большим делом. Его неожиданно накрыло волной раздражения, и этому раздражению он был рад. Сам внутри себя стал его распалять. Он смотрел на них зло и сипло и слабым голосом стал им выговорить за то, что доспех его не был вычищен. То ли от лекарств, то ли от этой своей злости, но стало ему лучше. Юноши кинулись чистить латы, а монах помог ему одеться. Вскоре он облачился. Доспех весь был на нём, не считая шлема и перчаток. Поверх доспеха надел свой бело-голубой роскошный ваффенрок. Вышел из шатра с непокрытой головой и пошёл по лагерю. Ничего, что холодно, что ветер, он так и шел, неся подшлемник в руке. Все должны были видеть, что он полон сил и здоров.

За ним шли Увалень и Максимилиан. Максимилиан нёс его шлем, Увалень его перчатки. Взгляд кавалера был хмур, на всех смотрел он взглядом таким, каким ищут в подчинённых недочёты и упущения. Солдаты при его приближении вставали, подтягивались, становились серьёзны, желали ему здоровья и просили Бога беречь его.

— Храни вас Бог, господин, — кричали они ему.

Все они знали, что от него зависит их жизнь в бою, как тут не пожелать, что бы Господь его уберёг. Они смотрели на него с уважением и даже с боязнью. Вот! Вот так подчинённые должны смотреть на своего командира. Он отвечал им кивком головы. Этого солдатам было достаточно. Но и встречающимся на его пути кавалерам и офицерам он не сильно кланялся. На их приветствия отвечал тоже кивком, но более долгим, но не останавливался и ничего не говорил. Только встретив фон Деница, он остановился, с бароном пришлось поговорить.

Он обошёл весь лагерь, посмотрел заодно и на людей фон Финка.

Хоть и не его это были люди, но, кажется, и у них он пользовался уважением. Они тоже вставали в его присутствии, тоже приветствовали его.

Обойдя весь лагерь, он решил завтракать. Завтракал он не в шатре, сел на улице. Так, чтобы его было хорошо видно.

На завтрак кашевар принёс ему кусок вчерашней отличной жареной свинины. Молодец, сберёг для господина. Также подал варёные яйца, кусок серой, ливерной колбасы с луком и пиво. К завтраку он никого не позвал, ел один.

Волков пожалел, что сел у всех на виду. Есть ему не хотелось совсем. Даже отличный, жирный, хорошо прожаренный на углях кусок холодной свинины аппетита у него не вызывал. Но он ел, ел все, что было на столе. Иной раз давился, иной раз его едва не выворачивало, но он запивал всё пивом, заедал свежим луком и проглатывал. Было непросто, но он как следует поел и наелся.

Только после этого он встал и пошёл в свой роскошный шатёр.

Приехал Гренер из разведки. Кавалер велел всем офицерам собраться на совет. Из кавалеров он позвал только фон Деница. Молодёжь звать не стал.

Как только расселись, Иоахим Гренер заговорил:

— Они снялись. Но идут не к нам.

— Что? — Как будто не расслышал Волков.

Он был застигнут врасплох этой новостью.

— Снялись и пошли по дороге на север. К Фезенклеверу. — Произнёс Гренер.