него увиделось распухшее, как заплаканное, на щеке царапина с капельками крови, он махнул рукой непонятно кому и исчез в полутьме.

– Адилька, а ну посмотри другую, что-то тихая, спит, что ли? – вскинулась врачиха. – Только её не хватало для комплекта. Что, просто лежит, глаза открыты? Ну и ладно, потом укол ей не забудь, не то ночью поднимется и заверещит.

– У меня записано, сделаю, – ответила Адиля. – Она вообще тихая, смирная, но вежливая. А этой что давать, с Примоленной?

– Успокоительное по схеме, сама должна знать, студентка, – огрызнулась докторша. – Прямо сейчас, не то будет колобродить всю ночь, еще сбежит в одной рубашке. Слышь, Примоленная, это я о тебе, не вздумай! Не то действительно помрешь, плакать никто не станет.

– А я не прошу вас плакать! – с вызовом ответила женщина с кровати. – Но к зверю этому не вернусь ни за что! Он меня по почкам бил, чтобы не видно, научился в своем ВДВ, гад ползучий! Будешь, кричал, кровью ссать, пока не сдохнешь. Вам бы так понравилось?

– Ну, ладно, сами разберетесь, – сказала врачиха уже спокойно. – Адиля, дай ей судно, посмотри, может, вправду, перестарался десантник. За дело, говоришь, бил-то? Но, слышала, повинился, может, ничего?

– Не буду с ним жить, – упорно продолжала соседка по палате. – Сказала, что не буду, значит, не буду!

– Это как хочешь, голубушка, – ответила врач Вера Сергеевна, двинувшись к выходу. – С кем хочешь, только живи, главное, не помирай в мое дежурство, идет?

На это заявление ответа не случилось, соседка отвернулась к стене, и Адиля пригасила свет в единственной палате флигеля.

Долго обе лежали молча, потом новенькая заговорила, голос был почти как мужской, в полусвете видны были растрепанные длинные волосы и глубокие провалы глаз.

– Эй, ты не спишь? – спросила соседка, не дождавшись ответа спросила опять. – Тебе что колют? Что было-то с тобой? Болит сильно?

– Неважно, – ответила она невежливо, потом передумала. – Почти нет, а что?

– Мне тоже укол надо, – ответила соседка. – Что сказать, чтобы дали? Как ножом режет или что печет?

– Не знаю, – ответила она. – Утром наркоз отходил, схватывало, потом ныло.

– Ты дурочка, что ли совсем? – вдруг спросила соседка. – Не понимаешь?

– Нет, – ответила она. – И не хочу, извини.

– Ну и хрен с тобой, доходяга, – резюмировала соседка. – Пойду сама попрошу.

Отвечать она не стала, мнимая самоубийца с побоями интересовала мало, тем более, что была в состоянии о себе позаботиться. Долго она лежала одна, немножко задремала, потом пришла Адиля-Одиль, налила соку и проводила в туалет на всякий случай. Там на холоде сидела соседка и плакала в открытой кабинке. Она оказалась красивой, большая деваха с крупными правильными чертами, темноволосая, но глаз не видно от слез, обе руки до доктей забинтованы.

– Она укол просила, как тебе, я позвонила на пост, Вера Сергеевна не позволила, – объяснила Адиль. – Велела посмотреть, есть ли кровь в моче, почти не оказалось, значит обойдется обычным анальгетиком, так сказала. Если наркосодержащее, как тебе, то это отдельно, надо оформлять побои и прописывать на ночь глядя. А так…

– Ну и бог с нею, – сказала она, улеглась на кровать, потом сказала, что она, вроде без укола обойдется, можно и этой отдать.

– Никак нельзя, – ответила Адиль. – Очень строго запрещено. Тебе доктор прописал, Вера Сергеевна подтвердила – совсем другое дело. Мы отчитываемся по дозам.

После этого попросила не засыпать, она сейчас сделает, и тогда – пожалуйста. Было трудно отогнать от себя сон, но Адиля успела, вколола в руку и оставила иглу под пластырем, сказала, что на всякий случай, если срочно надо будет сделать вливание. После операции – положено, но последний день, завтра утром снимет.

Почему этого не сделали прошлой ночью, потому что было уже утро, ответила Адиль. И сразу пришел сон, будто она въехала во тьму на скорости…

* * *

– Вставай, проснись уже, вставай! – кричал кто-то прямо ей в ухо, потом стали трясти и выдернули иглу, стало больно. – Одевайся, ну хоть помоги мне!

Потом что-то шерстяное натягивали через голову, это оказалась Адиля, она её усадила в кровать и заталкивала голые ноги в темные рейтузы, потом обувала чужие сапоги на два размера больше.

– За тобой пришли, давай быстро, – говорила девушка, лицо у Адили было распухшее и заплаканное. – Скоро другая смена придет, вставай, мы уходим отсюда, вот платок, на голову намотай, быстрее, я сказала!

– Что такое? – спросила она без соображения. – Кто пришел?

– Кто надо, тот и пришел, собирайся, – говорила Адиля, с трудом заворачивая её в пальто с каракулевыми обшлагами. – Потом оденешь, сейчас на выход – быстро!

И вправду кто-то должен прийти, с трудом вспоминала она, но почему Адиля помогает? И плачет? Её толкали вдоль коридора, потом развернули к туалетам, а она думала, что вот, привезли со слезами в темноте, и точно так выпроваживают. Тогда Кира плакала, тоже просила быстрее, теперь Адиля – что она им такого сделала?

В туалете тускло горела голая лампочка, как вчера, но никого не было, окно стояло распахнутое, оттуда дуло со снегом, а на подоконник вдруг кто-то положил руки, половина темной фигуры обозначилась за окном. «Наверное, кошмар снится, – подумала она очень медленно и встала столбом, в эту темноту не хотелось. – «И кто это?»

– Я это, я, – сказали из темноты. – Вчера приходил, просила забрать, помнишь?

– Нет, – сказала она. – Но забери.

– Тогда полезай, – сказал кто-то. – Девушка, подсади, она без соображения совсем!

Сзади её приподняли и подтолкнули, она оказалась на подоконнике лежа, пальто стало с неё сползать, и кто-то схватил и потащил в холод и тьму.

– Мать твою! – говорили оттуда. – Ну давай же, давай её сюда и пальто не забудь, толкай, за ноги бери, мать твою так и растак!

– Сейчас, сейчас, – торопилась бедная Адиля. – Вот уже совсем, ой, она падает!

– Офигели вы тут напрочь! – говорил некто, вытаскивая её из снега. – Не больница, а хренов дурдом! Чего она у тебя, как неживая?

– Это укол, пройдет скоро, – торопливо объяснялась Адиля. – Еле разбудила, она как бревно спала, хоть из пушек стреляй.

– Все, готово, извини, девушка, на плохом слове, – сказал голос у неё из-за спины, странный человек прижимал её к себе и застегивал пальто без особого успеха. – Теперь пошли, удачи вам, придуркам!

– Вам спасибо тоже, – невпопад сказала Адиля и закрыла окно, как могла.

Некто развернул её лицом к себе, и в тусклом свете из окна оказался Аликом, тем, что приходил вчера. Только в темном каком-то бушлате и в помойной ушанке набекрень.

– Теперь держись за меня крепче, – сказал он, повернулся