пока своими глазами не осмотрели опустевшие комнаты. После этого они стали кричать, что он дезертировал, бросив их на произвол судьбы.

6

Было ли это дезертирством? Означало ли это отказ от своей политики? Можно ли считать этот тайный и поспешный отъезд из Антверпена признанием поражения, бегством с Юга в свой надежный плацдарм на Севере? Вильгельму оставалось жить всего одиннадцать месяцев, и с его смертью Нидерланды лишились единственного человека, достаточно сильного и уверенного, чтобы воссоединить Север и Юг. Если бы он остался в живых, то не отказался бы от своей мечты о единых Нидерландах; ничто в последних месяцах его жизни не говорит об этом. Похоже, что он уехал, скорее, чтобы срочно обратиться к четырем северным провинциям, придать им сил и мужества, но, прежде всего, призвать их действовать совместно с Югом. Ему было важно удержать и Север, и Юг, и потому нужно было после двухлетнего отсутствия посетить преданный ему Север. Но во время этой поездки он погиб, и его отъезд из Антверпена оказался окончательным не потому, что он этого хотел, а просто из-за стечения обстоятельств.

Уход Анжу, если бы он не вызвал такую страшную потерю, как Дюнкерк, мог бы облегчить Вильгельму задачу убедить провинции возобновить договор. Отсутствие Анжу наносило делу гораздо меньше вреда, чем его присутствие, а оставшиеся французские войска, даже с учетом их вялости и нерешительности, были все же лучше, чем ничего, поскольку они представляли собой значительную часть армии, находящейся в распоряжении Штатов, и потому были крайне необходимы. Таким образом, главная задача Вильгельма на состоявшейся в Миддельбурге в августе 1583 года встрече с делегатами от Голландии, Зеландии, Фрисландии и Утрехта состояла в том, чтобы в очередной раз повторить все имевшиеся у него доводы в пользу альянса с французами и снова использовать свой авторитет в пользу Анжу. Они встретили его, как прежде, с уверениями, что он, и только он должен занять пост правителя Нидерландов. А он снова и по той же причине отказался.

Самым сильным аргументом Вильгельма всегда было отсутствие альтернативного Защитника, но теперь экстремисты Юга, как всегда возглавляемые Гентом, неожиданно нашли другого претендента. Даже опыт с Иоганном Казимиром ничему их не научил. Гебхард Траухзесс, невзрачный потомок немецкого католического рода и архиепископ Кёльна – епархии, удачно примыкавшей к Нидерландам, влюбился в одну даму, в постель которой можно было попасть только, пройдя известный церковный обряд. Следуя прецеденту, который к тому времени уже хорошо себя зарекомендовал, Траухзесс отказался от своей религии – но не от епископства, – женился на своей даме и объявил о секуляризации Кёльна. Император немедленно отправил против него войска, таким образом сразу же превратив его в протестантского крестоносца. Кальвинистам Юга достаточно было всего лишь позвать Траухзесса на место Анжу, как в Генте внезапно снова появился Имбизе с предложением объединить Кёльн с Нидерландами под единой протестантской властью.

Если брать личности, то Анжу и Траухзесс не сильно отличались друг от друга, оба были эгоистичными, безответственными интриганами. Но за спиной Анжу стояла Франция, и он не участвовал ни в какой другой войне, тогда как за Траухзессом не стоял никто, а против него ополчилась вся католическая Германия. Анжу принадлежал к династии Валуа, бывших правителей Нидерландов, а Траухзесс нет. С политической точки зрения он был совсем не тем претендентом, которого искал Вильгельм. Однако Гент, полностью погруженный в свои дела, остался глух к его доводам.

К счастью, обстоятельства не допустили вооруженного вторжения Траухзесса в Нидерланды. Он сильно зависел от помощи Иоганна Казимира, но в самый критический момент скончался старший брат Иоганна Казимира курфюрст-палатин, и ветреный крестоносец, вложив свой меч в ножны, умчался в Гейдельберг получать свою долю в виде регентства над малолетним наследником.

Всю ту зиму военная ситуация неуклонно ухудшалась. Антверпен был блокирован, Брюссель оказался под угрозой, интриги и предательство подрывали позиции Юга, а возвращение Вильгельма на Север и то, что очередную сессию Генеральных штатов он собрал там, было воспринято как подтверждение его пренебрежения общим благом, забота исключительно о благе Голландии и проявление личных амбиций. На Севере тоже не все шло гладко. На этот раз политические и личные проблемы сошлись вместе, поскольку стало известно, что муж его старшей сестры, граф ван ден Берг, который всегда был колеблющимся сторонником Вильгельма, зимой 1583/84 года состоял в переписке с Пармой касательно передачи ему всей провинции Гелдерланд. Его раскрыли и отправили в тюрьму, а его безутешная преданная жена настояла на том, чтобы присоединиться к мужу в заточении. Тем временем Парма предложил Анжу заключить сепаратный договор, и даже Штатам стало очевидно, что удержать этого Защитника Нидерландов от полной сдачи их в руки испанцев можно только, сделав ему более выгодное предложение. При таких неблагоприятных обстоятельствах в марте 1584 года в Термонде альянс был возобновлен. Вильгельм выиграл этот гейм ценой, которую ему уже не пришлось платить.

Генеральные штаты, обеспокоенные опасностью, исходившей от Пармы, перебрались из Миддельбурга в Дордрехт, а из Дордрехта в Гаагу. А новая принцесса Оранская поместила свой скромный домашний двор в нескольких милях от Делфта в Принсенхофе – непритязательном доме из красного кирпича, где когда-то был женский монастырь. Маленький, неудобный, с постоянными сквозняками, он тем не менее обладал своеобразным шармом со своей солнечной столовой, широкими прохладными коридорами и окруженным стеной фруктовым садом. Здесь Луиза царствовала над своим простым двором в течение нескольких месяцев своего короткого замужества. Здесь «мадемуазель Анна» по-прежнему принимала ухаживания своего кузена Луи, одобряемые ее отцом, но не одобряемые – правда, издалека – его отцом. Сюда ненадолго приезжал учившийся в Лейдене Мориц, на удивление взрослый в свои шестнадцать лет, но более суровый и замкнутый, чем его отец. Он был блестяще одаренным молодым человеком, обладавшим «большими способностями, хорошей осанкой и смелостью, со светлыми волосами и острым умом», как описал его английский агент. Вильгельму приходилось полностью полагаться на него как на преемника своей политики, поскольку он давно не имел вестей от своего старшего сына, который уже шестнадцать лет находился в плену у испанцев. Все попытки освободить его закончились неудачей. Политически он был мертв. Действительно, какое отношение могли иметь воспоминания Вильгельма о ребенке, которого он оставил в Лувене, к человеку за тридцать, заточенному в Испании?

Еще до отъезда из Антверпена Луиза забеременела, и тряска в безрессорной голландской карете, которая везла ее из Миддельбурга в Делфт, едва не лишила ее ребенка. В конце января 1584 года Вильгельм, находившийся вместе с