– А ты в тот вечер на кухню не заходила? София говорит, она пузырек с таблетками в шкафу видела, а потом их там не нашли.

– Нет, зачем? Там девушка эта с Софией метались, ты же помнишь, а я, если честно, когда в гости прихожу, особенно к таким барыням, как Лили наша, сижу, отдыхаю. Весь день на ногах, если есть кому чай подать, я и пользуюсь. Дома-то тоже не посидишь: свекровь. Иногда с дежурства прихожу, с ног валюсь – буквально, в прямом смысле слова! – так муж для меня даже чайник поставить не смей. Не то чтобы чашку подать – это совсем криминал, а на кнопку нажать или сумку, скажем, из рук взять. Так что на кухню, если есть возможность, я ни ногой.

Дилара развела руками, сожалея, что не может помочь.

Наверно, не надо было к ней ехать. Вряд ли она знает что-то интересное, а если и знала, то, как разумный человек, рассказала бы полиции. Что ж, выпью чаю, посижу и поеду, пока не совсем стемнело.

– А с чем боролась Гюзель? – спросила Айше на всякий случай. – Вроде она только о семейных делах всяких писала.

– Да в том-то и дело! Она и хотела спокойно писать о всякой ерунде, утешать влюбленных девушек и просвещать домохозяек. Но у них там сменилось руководство или владелец, я точно не помню, и ей стали диктовать, что и как делать, какие темы поднимать, ну и все в этом роде. А она так не привыкла, раньше-то на ее колонку никто особого внимания не обращал, рейтинг хороший, и прекрасно. А в последнее время, да уже год или больше, по-моему, она все на начальство жаловалась: то ей одно сказали, то другое, то без ее ведома абзац вставили, то что-то вырезали. Я как-то посмеялась: мол, кому это нужно, у тебя просто мания преследования, так она раскричалась, что я не понимаю, насколько все серьезно, и что политика проникает везде, что она не собирается участвовать во всей этой кампании с тюрбанами, – в общем, что-то такое.

– В какой кампании?

– Как – в какой? Уже года два чуть ли не в каждой газете хоть маленькая, да статья про тюрбаны, не замечала? Думаешь, случайно, что ли?

– Нет, я… я, если честно, газет почти не читаю, мне книг хватает. А новости я и так узнаю, если они важные.

– Да что ты оправдываешься?! Не читаешь – и молодец! Одной самостоятельно думающей головой больше. Они же нас всех оболванивают, все эти масс-медиа так называемые, не только что, но и о чем думать прописывают. Так вот про тюрбаны. Вот ты сама вспомни, кто лет пять-шесть назад про них думал, а? Понятно, да? Носили, правильно, мои дикие клиентки с горы особенно, но кто носил, кто не носил – и все дела. Вроде как одежда разных цветов: носи какой нравится, а соседке другой носить не мешай. А теперь представь на минуточку, что в газетах каждый день начнут обсуждать, что белые, предположим, блузки надо носить всем или, наоборот, объявить вне закона? Через месяц-другой вся страна разделится на противников и сторонников белых блузок, не заметишь, как сама начнешь на эту тему с кем-нибудь спорить. И равнодушных не останется, чтобы просто махнуть рукой: плевать, мол, на эти блузки, с ума вы все посходили, что ли? Так и с тюрбаном вышло. Из него снова символ сделали, нам теперь всем выбирать приходится, как мы к нему относимся, не дают нам про него забыть. Пускать ли в нем в университет, прилично ли в нем соваться в Европу, демократично ли его запрещать. Не начни газеты всю эту историю, лет через десять, глядишь, и тюрбанов бы не осталось, разве что в деревнях да на востоке. У нас в Измире их уже и видно не было, ты вспомни! А теперь?

– Да, ты права, пожалуй, – согласилась Айше. – У нас в университете тоже такие студентки появились. Причем, знаешь, современные, умные, про демократию и права человека рассуждают: типа чем вам наш головной убор не нравится, право на образование общее для всех, покрой юбок и брюк, мол, не регламентируется. А мне на них смотреть смешно: иногда джинсами обтянется до неприличия просто, вся из себя модная, накрашенная, каблуки, маникюр, сигарета, а на голове сооружение это! Или сидят с парнями на скамейках обнимаются-целуются – а на башке безмозглой тюрбан! Да уж если ты его надела – веди себя соответственно, разве не так?

– А они тебе про современный вариант ислама расскажут! И сделали все это наши дорогие газеты и телевидение, вернее, те, кому они принадлежат. А какие у них платки роскошные, обратила внимание? Что там «Шанель» да «Гермес»! Вот, глянь, я его на шее ношу, угадай, сколько стоит?

Дилара вынула из стенного шкафа шелковый платок.

– «Вакко», авторская работа, считай «от кутюр»! Это тебе не ситец деревенский! Значит, это кому-то выгодно, правильно? Ведь в наше время, если и были в университете и лицее девчонки из простых семей, так мы их жалели и платки их убогие прятать помогали. Они и сами стеснялись: из дома выйдут закутанные, а к школе подходят – от нас не отличишь. А эти новые?! Это же что-то совсем другое. И свысока еще так смотрят, вроде как они одни знают, как правильно жить.

– А Гюзель? Она-то здесь при чем? Она же всегда нормальные, современные взгляды проповедовала.

– Раньше – да. А в последнее время, как она говорила, на нее стали давить. У нее ведь положение то еще: имя, можно сказать, уже бренд, а в лицо никто не знает. Так что ее убрать проще простого, понимаешь? Ее колонку кто угодно может писать, хоть под ее именем, хоть под другим, это теперь никому не интересно. Это лет двадцать назад она была первая и единственная, а сейчас? Вот ей и приходилось делать, что указывают. И вроде, на первый взгляд, ничего особенного: тема тюрбана актуальна, давайте и вы про это. Потом говорят: напиши-ка про образование, про наши права в Европе, еще про что-то. Но все об одном, чтоб не забывали. Она говорила, что все это по-тихому так, незаметно, возвращает страну к исламу, причем не в его крайней, а в привлекательной для большинства ипостаси. Как-то раз, знаешь, что сказала? Они, говорит, хуже террористов, потому что тех, за что бы они ни боролись, никто и никогда не поддержит.

– Интересно, кто такие «они»?.. Слушай, а ведь она и на золотом дне что-то такое говорила, да? Про подделанные опросы, да и про тюрбаны эти, кажется.

– Ох, я не помню! Она в последнее время только об этом и говорила, а мне не до того, сама понимаешь! И работы невпроворот, и похороны, и весь этот кошмар! Ты мне скажи честно, полиция хоть что-нибудь выяснила? Это все случайности или нет? Разве могут быть такие случайности? Может нам, как в кино, всем грозит опасность? Кстати, мне Селин сказала, что Семра подсыпала нам всем отраву какую-то! Это правда?

– Кажется, правда. Только не отраву, а рвотное или что-то в этом роде. А про случайности я и сама не знаю. И полиция не знает.

– Да, мне вчера звонили, про домработницу Лили спрашивали. Они ее ищут?

– Ищут. Она чужой адрес оставила, и вообще… ее надо допросить, а она исчезла.

– Ее, кажется, твоя золовка прислала? В жизни не поверю, чтоб Элиф да не знала все ее данные!

– Да там длинная и странная история, – отмахнулась Айше. – Элиф, как выяснилось, сама ее и увидела-то, только когда к Лили привела. Ее Азиз попросил девушку пристроить к кому-нибудь из подруг, а тут как раз Лили очередная домработница понадобилась. Элиф и обрадовалась, что быстрее вас всех сумеет Лили удружить, тем более что муж сказал, что девушка нормальная и работящая.