Знакомая улица, не дающий дышать ветер, освещенный оазис автобусной остановки – все казалось кем-то придуманной декорацией, а разговор с Диларой – не более чем очередным сюжетным ходом. Если сюжет развивается линейно, героиня обречена переходить от одного персонажа к другому, узнавая что-то новое на каждом этапе. Но жизнь все-таки опровергает законы литературы: что она узнала сегодня? Разве что о закулисных интригах в газете Гюзель?

– Вот если бы она кому-то угрожала, что что-то напишет, тогда был бы смысл нанести опережающий удар, – по инерции продолжала она свое рассуждение. Говорить было трудно, приходилось делать паузы, чтобы вдохнуть, потом чтобы пропустить особо резкий порыв ветра, вот и остановка, может, ее стекло защитит от этих утомительных, рвущихся прямо в душу нападений.

– Но, – начала было Дилара и замолчала. Быстрыми резкими движениями заправила выбившиеся концы платка и принялась натягивать сброшенный ветром капюшон.

– Что? – пригляделась к ней Айше. – Ты же хотела что-то сказать?

Белая полная рука сжала под подбородком края капюшона.

– Айше, я не знаю. Правда, не знаю. Я хотела сказать, что Гюзель не могла никого шантажировать…

– А потом поняла, что это не так, правильно? Но о мертвых плохо не говорят и даже не думают, да?

– Знаешь, я, по-моему, старалась забыть, и у меня получилось. Я старалась еще при жизни Гюзель… видишь ли, она была, как бы тебе сказать, отнюдь не ангелом. Это вряд ли имеет отношение к ее смерти, но когда ты сказала про шантаж, а я собралась тебе возразить, я поняла, что это вполне вероятно. Я ничего не утверждаю, но, судя по ее характеру… мы с ней вроде как подруги, но…

– Да я все понимаю! Прекрасно она могла сделать любую подлость кому угодно. И шантажировать могла. Я про нее уже кое-что узнала, так что можешь не стесняться. Не ангел – это мягко сказано.

Черт бы побрал этот проклятый ветер! Такие разговоры надо вести тихо, чтобы не перекрикивать его и друг друга, чтобы была возможность отвернуться и не смотреть в глаза собеседнику, чтобы вокруг не стояли посторонние, уже начинающие с интересом прислушиваться к долетающим до них фразам люди.

Из-за ветра они не услышали, как подошел автобус. Пропустить его в такую погоду было бы непозволительной роскошью, и Айше, быстро приняв решение, поднялась за Диларой в теплый салон.

– А ты разве сюда? – удивилась та, когда обернулась, чтобы наскоро попрощаться.

– Я до «Кипы» доеду, куплю кое-что. А оттуда могу и пешком дойти, мне недалеко.

– Ой, мне укроп нужен! Господи, свекровь мне сегодня раза три звонила, чтобы я не забыла. Придется тоже выходить. Она артишоки собралась делать, какие артишоки в декабре, я тебя спрашиваю?! Нет, ей обязательно нужно! Она их в апреле замораживает, чтобы ее сыночек при такой бесхозяйственной жене зимой не умер без артишоков. А он, между прочим, их терпеть не может, особенно если они с листочками! И ей именно сегодня нужен укроп, чтоб завтра с утра приняться за готовку. Причем сама из дома ни ногой, хотя у нас зеленщик в соседнем доме. Но я рисковать не буду: вдруг он закрылся уже, или у него укропа нет… я тоже в «Кипу» зайду.

Огромный, недавно построенный супермаркет работал до одиннадцати вечера, и в нем можно было найти все, что душе угодно. Даже такой требовательной душе, как у любой турецкой свекрови.

– Муж дежурит сегодня, так что я домой не спешу, – продолжала Дилара. – У врачей нормальной семейной жизни вообще быть не может.

– Так же, как у полицейских! Только ты хотя бы знаешь, когда твой муж дежурит, а когда нет, а у нас… Кемаль, бывает, только придет, а через час звонок – и опять надо бежать. К тому же…

– Ну да, мой муж рискует только чужими жизнями, а твой и своей. Но ты ведь не хотела бы, чтобы он был скучным чиновником и весь вечер у телевизора дремал? Знала же, на что шла, правильно?

– Конечно, я и не жалуюсь. Я елочные игрушки посмотрю, ладно? – супермаркет сверкал, как любой европейский перед Рождеством, устоять было практически невозможно. – Ты иди к овощам, там и встретимся.

В сумке задрожал, а потом заверещал телефон.

– Ты где? – без предисловий и приветствий спросил Кемаль. – Я домой еду.

– Я в «Кипе», сейчас куплю кое-что и тоже домой.

– Я тебя у выхода встречу, около книжной витрины, хорошо?

– Конечно, – обрадовалась Айше. – Только минут через пятнадцать, не раньше, я еще ничего не купила.

Если у нее будет машина, надо набрать всего побольше, и, оставив мысль о елочных игрушках, которые, конечно же, нельзя выбирать впопыхах, она быстро пошла вдоль полок, периодически хватая разные коробки и пакеты и почти бросая их в тележку. Дилара взвешивала помидоры.

– Можешь брать сколько хочешь, Кемаль нас на машине довезет, – сказала Айше, остановившись у нее за спиной.

– О господи, что ты меня пугаешь?! И так нервы ни черту! – подскочила Дилара.

– Извини, я…

Они встретились глазами и поняли, что говорить ничего не нужно.

Еще немного – и эта история заставит их вздрагивать от каждого шороха, пугаться любого телефонного звонка, она лишит их сна, нарисует им круги под глазами, она будет преследовать их повсюду, затуманит их разум, проберется в их кухни и спальни, она не даст им жить привычной жизнью взрослых, рассудительных, состоявшихся женщин. Она может победить их и уничтожить. Если они не уничтожат ее раньше.

– Когда же они во всем этом разберутся? – Дилара отошла к фруктам, и Айше тоже сунула в пакет несколько больших яблок. – Я живу, как в кошмаре каком-то. То боюсь собственной тени, то сама себе кажусь полной идиоткой. Ты действительно ничего не знаешь, или просто не должна ничего говорить?

Второй вариант устроил бы ее больше, и Айше так и подмывало сделать значительное лицо и солгать. Да, полиция напала на след, да-да, мы почти у цели, нет-нет, тебе ничего не грозит, можешь ходить, не оглядываясь и никого не опасаясь.

Но ложь есть ложь: ни к чему хорошему она никогда не приводит. В этом Айше была убеждена и, как обычно, сказала правду.

– Не знаю. Фактов всяких много, но все так запутано. А в полиции сейчас только зашевелились, после Семры, до этого надеялись, что два несчастных случая пройдут. Давай быстрее, там еще у касс очереди, а я обещала через пятнадцать минут.

– Да ты иди, я сама доберусь, у меня же ничего тяжелого…

– Нет уж, лучше мы тебя подвезем. На всякий случай, мало ли что…

– Что?! Нет, ты мне скажи – что?! Ну кому мы нужны? Лили могла отравиться, могла, по глупости; Гюзель при таком ветре тоже могла упасть за борт, или кто-нибудь мог ей за что-нибудь отомстить, но Семра?! Она-то как могла свалиться в эту шахту? Да она в жизни в своем доме лифтом не пользовалась, сколько раз говорила! И безобидная была…

– Так это она вам всем отраву подсыпала! Ничего себе безобидная!