Айше помолчала.

Она не слишком любила Азиза, нет, не то чтобы он был ей неприятен, просто он был воплощением того, что нагоняло на нее скуку. Я бы от такого мужа на стенку полезла, всегда думала она, когда они с Кемалем наносили очередной визит и заставали его дома. Это же тоска зеленая: сидит в конторе, бумажки перекладывает, ничего, в сущности, не делает, важность на себя напустил, как все чиновники, а дома или футбол смотрит, или в газету. И вот, пожалуйста!

– Не такой он, значит, у нас скучный, – заявила она.

– Да уж, – засмеялся Кемаль. – Ты это Элиф скажи! Мол, муж твой не безнадежен, вполне интересный мужчина, особенно если за ним пустить наружное наблюдение!

– А ты пустил?

– Да нет, конечно. Ты подумай сначала, как это будет выглядеть. Может, за всем этим ерунда какая-нибудь стоит, а если я на него сейчас наших натравлю… сама понимаешь. Только все оживились, начальство рвет и мечет, пресса того гляди набросится, и тут я им нашего эниште подсовываю. Вцепятся и не отпустят. Я уж лучше сам посмотрю.

– Но ты же не сможешь день и ночь за ним ездить! Попросил бы кого-нибудь из ребят, неофициально, конечно. Вдруг он и ночью куда-нибудь двинется?

– Ночью антеннщики не работают. Нет, Айше, я не хочу пока никого в это посвящать, еще денек понаблюдаю, поговорю с ним, в конце концов. Напугаю. Я думаю, что-то у него было с этой девчонкой, она пропала, и он тоже не знает, где ее искать. И беспокоится. А тут еще я со своими вопросами и страх, чтобы абла не узнала.

– А при чем тут кабельное телевидение и антенны?

– Понятия не имею. Но непременно узнаю, вот увидишь! А знаешь, о чем он их расспрашивал?

– Конечно, нет, а о чем?

– А спрашивал он их, не нужны ли им молодые работники, которые, мол, и в электронике разбираются, и могут по крышам и балконам, как обезьяны, лазить. Якобы у него сын как раз такой, вот он для него и старается.

– Ничего себе! Ерунда какая!

– Вот именно, – подтвердил Кемаль. – Правда, я только в двух местах поинтересоваться сумел, до этого упустить его боялся. Так что только в последнюю контору зашел, а потом еще в одну вернулся, не поленился.

– Ты молодец. Интересно, что все это означает? А что они ему ответили? Чтобы он приводил сына или нет?

– В одном месте сказали, чтоб привел, в другом отказали.

– Послушай, – вдруг сообразила Айше, – а та фирма… он в ту фирму ездил? Вы же их допрашивали, можно и опять!

– С той фирмы он и начал. Знаешь, если бы он сначала поехал в какую-нибудь другую, я, может быть, и не стал бы за ним следить. Просто не связал бы одно с другим. А тут смотрю – где я это название на днях слышал? Ну, и вспомнил, конечно. Вот тогда мне по-настоящему интересно стало.

Кемаль замолчал.

Он старательно подогревал в себе этот сыщицкий азарт, чтобы не смотреть на проблему с другой стороны: подозревать в чем-то, пусть пока непонятно в чем, близкого родственника, мужа единственной любимой сестры, следить за ним, как за преступником, – приятного мало. Хорошо бы удалось уличить Азиза в чем-нибудь несерьезном с точки зрения закона, хоть бы и в супружеской измене! А если… нет, Кемаль не хотел пока думать, что он сделает, если…

В глубине души он понимал, что сделает то, что положено, – хорошо это или плохо. Только ради Айше он однажды изменил своим убеждениям и чувствовал, что исчерпал отпущенный ему природой лимит неправильных поступков. Он позволил убийце жить и растить детей, он оправдал себя чем-то, однако чувство вины и невыполненного долга никуда не делось, оно так и осталось где-то внутри, но иногда выбиралось на поверхность. Тогда Кемаль хандрил, не находил себе места, еще больше времени проводил на работе, молчал с Айше, чтобы не рассказать ей все и не заставить ее тоже чувствовать себя виноватой.

Завтра же надо все выяснить. Чтобы не мучиться подозрениями, чтобы не прикидывать, как поступить в том случае, если Азиз окажется как-то замешан в эту историю, чтобы все снова стало просто и ясно.

– Лучше съезди к ним завтра, – тихо сказала Айше, словно прочитав его мысли. – Прямо с утра. Лучше выясни, и если там ничего…

– Вот и я надеюсь, что – ничего. Ерунда какая-нибудь. Захотел, к примеру, в сыщика поиграть, чтобы свою подружку найти, и решил, что умнее всех.

– Мог, запросто, – согласилась Айше, обрадовавшись, что муж не молчит и не погружается в свои отдельные от нее мрачные мысли. – Завтра узнаешь. Тебе отдохнуть надо как следует, выспаться. «Я подумаю об этом завтра», ладно?

– Это цитата, конечно? – господи, какое счастье, что она рядом, эта женщина! Вот она, прямо здесь, в его машине, стоит только протянуть руку… как бы он был без нее, подумать страшно!

– Конечно! Сегодня целый день этот ветер сумасшедший, что же еще цитировать? Интересно, он еще все антенны не снес с крыш? Ты вполне можешь под этим предлогом к ним заявиться! Антенны, унесенные ветром!

– А знаешь, что еще выяснилось? – не вникнув в проблему цитаты, сказал Кемаль. – Что Семре, перед тем как ее столкнули в шахту, нанесли такой удар по артерии на шее, что она могла скончаться и от него. Просто все, видимо произошло мгновенно, и тело было в таком… изломанном, скажем так, состоянии, что определить это очень сложно. Но эксперт уверен, что это был удар – хороший такой, профессиональный, которым наповал можно убить. И получен он совершенно точно не от стенки в шахте, а от живого человека. Так что все наши версии о несчастных случаях и о самоубийстве отпадают.

– Но как же ты узнал? Раньше же…

– А я просто с экспертом поговорил. Живьем, так сказать. Он про это писать не стал: мало ли, вдруг, и правда, обо что-нибудь стукнулась, а у нас убийство бы зависло. Мне к тому же показалось, что кто-то ему очень хорошо посоветовал этого не писать. И это очень… неприятно.

Он поёжился, как от холодного ветра.

Как будто ветер был так силен, что проникал везде.

Пытаясь сохранить нормальный, спокойный вид, Азиз смотрел в окно.

Промозглая зимняя ночь, ветер, даже не ветер, а ураган, и дерево под окном наклонилось так, как будто вот-вот упадет, и, кажется, дождь. Как объяснить жене, что в такую погоду и в такое время ему нужно уйти из теплой квартиры? Раньше ни одна женщина не осмелилась бы ничего спрашивать, и у мужей была абсолютная свобода передвижения. А теперь что?

Он включил телевизор, но на экране была лишь синяя заставка, сообщающая, что канал недоступен. Еще бы, в такую погоду! Он понажимал кнопки пульта, убедился, что смотреть можно только две-три никому не нужные программы, и стал одеваться.

– Ты куда? – тотчас же возникла на пороге комнаты Элиф.

– Пойду футбол смотреть, у нас ничего не видно. Хоть второй тайм посмотрю.

– Может, сейчас все наладится? – Элиф терпеть не могла, когда он ходил смотреть футбол в кафе: там всегда накурено, и ей приходится потом проветривать всю его одежду, и вообще, муж должен быть дома, а не в кафе каком-то! Зачем они тогда, спрашивается, платят за все эти антенны и кабельные каналы, если все равно, чуть ветер подует, ничего не видно?