Если я вижу, что равный пытается равного грабить,

Хочет добычи лишить потому лишь, что властью он выше!

Горе ужасно мое: сколько уже пострадал я!

Девушку в дар присужденную мне сынами ахейцев,

Ту, что я добыл копьем, крепкостенный разрушивши город,

Вырвал обратно из рук у меня Агамемнон владыка,

Словно какой-нибудь я новосел-чужеземец презренный!

Но, что случилось, — оставим! И не к чему было так долго

Злобою в сердце пылать мне. Я думал сначала не раньше

Гнев прекратить мой упорный, чем крики и ярая битва

Пред кораблями моими и ставкой моей разольются.

Но облеки ж себе плечи доспехом моим знаменитым

И поведи мирмидонцев воинственных наших в сраженье.

Черная туча троянцев кругом корабли обложила

Грозною силой, ахейцы ж, прижатые к самому морю,

Держатся только еще на последнем коротком пространстве,

Аргоса дети. Троянцы обрушились городом целым.

Больше теперь уж не светит вблизи перед дерзкими шлем мой

Ярким налобником. Скоро б они полевые овраги

Трупами в бегстве забили, когда б Агамемнон владыка

Был ко мне справедлив. А теперь они стан окружили!

Уж не свирепствует в мощных руках Диомеда Тидида

Бурная пика его, отвращая беду от ахейцев.

Уж не несутся средь боя призывные крики Атрида

Из головы ненавистной. Лишь Гектора людоубийцы

Голос гремит средь троянцев, и криком они непрерывным

Всю заполняют равнину, в бою побеждая ахейцев.

Все же и так, Патрокл, всей силой ударь на троянцев

И защити корабли от беды, чтоб они не сожгли их

И не лишили бы нас возвращения в землю родную.

Слушай же, с целью какою тебе это все говорю я,

Должен великую ты меж данайцами всеми добыть мне

Славу и честь, чтоб красавицу-девушку мне возвратили.

Вместе же с ней, чтоб подарки блестящие также прислали.

От кораблей же врагов отогнав, возвращайся обратно.

Если бы даже и дал тебе славу Кронид громовержец,

Все же один, без меня, не стремися преследовать дальше

Войнолюбивых троянцев. Меня этим чести лишишь ты.

Гордым охваченный пылом войны и кровавого боя,

Трои сынов истребляй, но полков не веди к Илиону;

Чтобы бессмертный какой-нибудь бог, на Олимпе живущий,

В бой не вмешался; уж очень любимы они Аполлоном.

Спасши суда от троянцев, ко мне возвращайся обратно,

Тем же всем предоставь на равнине сражаться и дальше.

Если бы, Зевс, наш родитель, и вы, Аполлон и Афина, —

Если бы, сколько ни есть их, никто из троян и ахейцев

Смерти избегнуть не смог, и лишь мы, от погибели спасшись, —

Мы бы одни развязали повязки священные Трои!»

Так Ахиллес и Патрокл меж собою вели разговоры.

Стрелы меж тем осыпали Аякса, не мог устоять он;

Одолевала и воля Зевеса его, и удары

Славных троянцев; сияющий шлем под ударами звоном

Страшным звучал у висков; без конца ударялися копья

В бляхи прекрасного шлема. Замлело плечо у Аякса,

Крепко дотоле державшее щит многопестрый. Не в силах

Были троянцы пробить этот щит, как ни сыпали копья.

Тяжко дышал Теламоний. По всем его членам обильный

Пот непрерывно струился. Никак уже не был он в силах

Вольно вздохнуть. Отовсюду вставала беда за бедою.

Ныне скажите мне, Музы, живущие в домах Олимпа, —

Как упал огонь впервые в ахейские судна?

Быстро приблизившись, Гектор по ясенной пике Аякса

Острым огромным ударил мечом и от древка у шейки

Все целиком отрубил острие. Бесполезно обрубком

Вновь взмахнул Аякс Теламоний. Далеко от пики

С шумом упало на землю ее заостренное жало.

Духом своим безупречным познал тут Аякс устрашенный

Дело богов, — что широко гремящий Зевес подсекает

Все решенья Аякса, желая победы троянцам.

Он отступил. И троянцы на быстрое бросили судно

Неутомимый огонь. Неугасное вспыхнуло пламя.

Так пожар корму корабля охватил. Ахиллес тут

В бедра ударил себя и вскричал, обратившись к Патроклу:

«Богорожденный Патрокл, поспеши, боец быстроконный!

Ясно я вижу, огонь на судах занимается наших.

Если возьмут корабли, то ведь мы и уйти-то не сможем!

Вооружайся скорее, а я соберу наше войско».

Начал тотчас же Патрокл облекаться сияющей медью.

Прежде всего по прекрасной поноже на каждую голень

Он наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой.

Следом за этим и грудь облачил себе крепкой бронею

Сына Пелеева, — пестрой, усыпанной звездами густо.

Сверху набросил на плечи могучие меч среброгвоздный

С медным клинком, а потом — огромнейший щит некрушимый —

Мощную голову шлемом покрыл, сработанным прочно,

С конскою гривою. Грозно над шлемом она волновалась.

Взял и две пики, какие ему по руке приходились,

Только копья одного не взял Эакида. Тяжел был

Крепкий, огромный тот ясень; его никто из ахейцев

Двигать не мог; лишь один Ахиллес без труда потрясал им, —

Ясенем тем пелионским, который с вершин Пелиона

Был принесен для Пелея Хироном на гибель героям.

Автомедонту велел он коней запрягать поскорее;

После Пелида героя всех больше его почитал он.

Всех был надежнее он в выжиданьи призыва из битвы.[69]

Автомедонт под ярмо ахиллесовых коней поставил, —

Ксанфа и Балия. Оба они словно ветер носились.

Близ океанских течений пасясь на лугу, родила их

Быстрому ветру Зефиру одна из гарпий, Подарга.

К ним на пристяжку он впряг безупречного в беге Педаса:

Им завладел Ахиллес, гетионов разрушивши город:

Смертный, вполне за конями бессмертными мог поспевать он.

Сам Ахиллес же по стану ходил и своим мирмидонцам

Вооружаться приказывал всем. На волков кровожадных

Были похожи они, с несказанной отвагою в сердце;

Рвут они жадно на части оленя рогатого, в чаще

Леса поймавши его; их пасти багровы от крови;