исключая всякое другое, есть первое условие духовного их использования. Второе условие – сурово заставлять себя не отводить глаза, а рассматривать внимательно и подолгу каждое неудачно выполненное учебное задание, с полным отвращением к своей посредственности, не ища ни малейшего извинения, не пренебрегая ни единой ошибкой, ни единой поправкой со стороны преподавателя и стараясь до самого корня каждой ошибки. Велик соблазн поступать наоборот: лишь скользнуть взглядом по исправленной преподавателем работе – и тут же отложить ее в сторону. Почти все почти всегда так и делают. Надо отринуть этот соблазн. Кстати, заметим, что и для собственно школьного успеха ничто не является более необходимым; ибо мы недалеко продвинемся, какие бы усилия мы ни приложили, если отказываемся уделять должное внимание допущенным ошибкам и поправкам преподавателей.

Сверх всего остального, таким образом, можно приобрести добродетель смирения – сокровище бесконечно более драгоценное, чем школьные успехи. В этом отношении видение собственной глупости, может быть, даже более полезно, чем видение греха. Сознание греха дает нам понять, что мы плохи, – и этим, некоторым образом, пользуется гордость. Когда же мы насильно принуждаем себя остановить взгляд – не только глаз, но и души – на работе, проваленной самым глупейшим образом, мы понимаем с непреодолимой очевидностью, что это дело простой посредственности. Нет познания более полезного. Если мы всей душой достигнем познания этой истины, значит, мы твердо встали на правильный путь.

Если два названных условия будут полностью соблюдены, учебные занятия, несомненно, станут путем к святости – столь же добрым, как и всякий другой.

Чтобы выполнить второе условие, достаточно воли. С первым дело обстоит иначе. Чтобы добиться истинного внимания, надо знать, как к этому приступить.

Очень часто внимание путают с чем-то вроде мускульного усилия. Говоря ученикам: «А теперь давайте сосредоточим внимание», видишь, как они нахмуривают брови, задерживают дыхание, напрягают мышцы. Если их через две минуты спросить, на чем они сосредоточили внимание, они не могут ответить. Они нисколько не сосредоточивали внимание. Они не напрягали внимание. Они напрягали мышцы.

Таким образом, во время занятий мы часто расходуем только физические усилия. А когда наконец устанем, у нас создается впечатление, что мы потрудились. Это иллюзия. Наша усталость не имеет никакого отношения к труду. Труд есть полезное усилие, независимо от того, устали мы или нет. А мускульное напряжение описанного рода совершенно бесплодно для занятий, даже когда мы прилагаем его с благими намерениями. Такие благие намерения – из тех, какими вымощен ад. Занятия, которые ведут в подобной манере, бывают иногда удачными в чисто школярском понимании этого слова: в видах получения отметок и сдачи экзаменов. Но это достигается независимо от затраченных усилий, а благодаря естественным способностям, и такие занятия всегда бесполезны.

Воля, которая, если нужно, заставляет стиснуть зубы и терпеть, есть главное оружие того, кто обучается какому-либо ручному труду. Но, вопреки тому, как обычно полагают, она не играет почти никакой роли при занятиях науками. Понимание может быть направляемо только желанием. Если есть желание, значит, будут и удовольствие и радость. Понимание возрастает и приносит плоды, только когда оно радует. Радость понимания столь же необходима в занятиях науками, как бегунам необходимо дыхание. А где ее нет, там не студенты, а лишь те жалкие карикатуры учеников у ремесленника, которые в конце своего обучения нисколько не знают ремесла.

Именно эта роль желания в занятиях науками позволяет сделать их одним из способов подготовки к духовной жизни. Ибо желание, обращенное к Богу, есть единственная сила, способная возвысить душу. Или, точнее: только сам Бог пленяет душу и возносит ее, но только желание души побуждает Бога приклониться к ней. Он приходит лишь к тем, кто просит Его прийти, – просит часто, долговременно, пламенно. Он не может удержаться, чтобы не сойти к ним.

Внимание есть усилие – может быть, труднейшее из усилий – но усилие негативное. Как таковое оно не оставляет места для усталости. Когда давит усталость, внимание становится почти невозможным, разве что если мы уже хорошо натренированы. Тогда бывает лучше расслабиться, дать себе передышку, а затем, через некоторое время, начать снова: отключиться – и опять приняться за дело; подобно тому как сделать вдох – выдох.

Двадцать минут интенсивного, не ослабленного усталостью внимания стоят бесконечно больше, чем три часа сидения с нахмуренными бровями, после которого можно лишь сказать с чувством исполненного долга: «Я здорово поработал».

Но это куда труднее, чем может показаться на первый взгляд. В нашей душе есть что-то такое, что сопротивляется истинному вниманию сильнее, чем тело сопротивляется усталости. Это «что-то» намного ближе к злу, чем к плотской природе. Поэтому каждый раз, когда мы поистине прилагаем внимание, мы разрушаем в себе зло. Если прилагать внимание с этой целью, то четверть часа внимания будет стоить многих добрых поступков.

Внимание заключается в следующем. Мы останавливаем свою мысль и держим ее в состоянии готовности, не занятой чем-то другим и способной принять внутрь себя свой предмет. При этом мы держим в себе, в непосредственной близости от мысли, но на более низком уровне и вне контакта с нею, различные приобретенные знания, которыми нам предстоит воспользоваться. Эта мысль, по отношению ко всем частным и уже сформулированным мыслям, должна быть как человек на вершине горы, который, смотря перед собой, охватывает взглядом под собою одновременно, не разглядывая по отдельности, множество лесов и полей. Прежде всего мысль должна оставаться незанятой, в ожидании, и не искать более, но быть готовой воспринять во всей нагой истине тот предмет, который сейчас в нее войдет.

Все ошибки в переводах, все нелепости в решении задач по геометрии, все неуклюжести стиля и все нарушения последовательности мыслей в заданиях по французскому – все подобные вещи получаются оттого, что мы поспешно устремляем свою мысль на что-то, и она, будучи таким образом преждевременно наполненной, более уже не свободна для истины. Причина всегда в том, что нам хочется быть активными, нам хочется искать. Это можно проверить каждый раз, при каждой ошибке, если докопаться до корня. Такая проверка – самое лучшее упражнение. Но эта истина – из числа тех, которым не верят, пока не испытают сотню и тысячу раз. Так бывает со всеми существенно-важными истинами.

Самых драгоценных благ не надо искать. Их надо ожидать. Ибо человек не может обрести их собственными силами; а если примется за поиск, то найдет вместо них блага ложные, ложность которых не сумеет распознать.

Решение задачи по геометрии само по себе не есть драгоценное благо; но к нему применим тот