– Иного я и не ожидала, – фыркнув, заметила Элас Силь. – Заперлись, будто в осажденной крепости, как оно, полагаю, и есть на самом деле. Вряд ли в ближайшее время мы услышим с алтаря зловещие проповеди нашей богини: похоже, она забилась в нору от страха.

– Тсс! Во имя Бездны, Элас, ты что, с ума сошла?

– Сошла с ума? О да. Сверх всякой меры.

Они подошли к ступеням и разбросанным на них телам, которые начали шевелиться при звуке их голосов, поднимая голову и тараща мутные глаза. Имид и Элас молча остановились.

– Она нас не спасет! – простонала какая-то женщина. – Нездоровые… они повсюду! Пьют, курят и все такое! Ах… мне от одного их вида делается плохо! Только взгляните на них! Больные, отвратные, тошнотворные!

– Больные, отвратные, тошнотворные! – нараспев подхватили несколько голосов.

Вскоре уже все бормотали одно и то же, будто мантру:

– Больные, отвратные, тошнотворные!

– Сохрани меня Госпожа, – прошептал Имид. – Это же благодетели! Смотри, они чахнут прямо на глазах!

– Вспомни, чему нас учили как святых, – сказала Элас. – Распутство подобно чуме. Смертельное, всепожирающее скопище демонов, разрушающих разум, тела, души. Распутство есть кошмарное бегство от естественных страданий, в то время как страдания суть тот путь, которым надлежит следовать. Почему? Да потому, что этот путь – единственно честный.

Имид уставился на нее:

– Ты же не веришь во всю эту чушь?

– Нет, конечно, но эти люди верят.

– И их убивают собственные убеждения?

– Именно так.

– Но это же безумие! – Имид Факталло шагнул вперед, держа на руках хнычущего младенца. – Послушайте меня! Я святой! Слушайте все!

Стоны и бормотание смолкли, и в свете пламени с надеждой блеснули глаза.

– Вы что, слепые? – спросил Имид. – Трезвость означает ясность взгляда, а ясность взгляда означает способность увидеть истину! Узреть, насколько несправедлива, жестока, незначительна и уродлива ваша жизнь! Понять, как всеми сторонами вашего убогого существования управляют другие, и они не просто правят вами – им на вас откровенно насрать!

В ответ на неосторожно брошенное Имидом грубое слово послышались судорожные вздохи и чей-то приглушенный вскрик:

– Нельзя так говорить!

– Какая гадость!

– Нет-нет, не желаю слушать!

Младенец расплакался.

– Это все пустые слова! – крикнул Имид. – Никто из властей предержащих не даст и…

– Молчать! – раздалась со стороны входа в храм зычная и четкая команда.

Благодетели на ступенях облегченно заголосили, оборачиваясь. Имид и Элас уставились на женщину в серых одеждах, которая подошла к алтарю и встала справа от него.

– Это же Громогласная Монахиня! – крикнул кто-то.

Ребенок снова заорал.

Женщина в сером обвиняюще нацелила на Имида палец, и у него дрогнули колени.

– Ты! – прошипела она.

– Я! – машинально ответил Имид.

– Проповедник ложных истин!

– Что? – спросила Элас Силь.

– Богохульник! Проповедник того, что не следует знать!

– Ну и ладно! – внезапно необъяснимым образом осмелев, крикнул Имид. – Теперь-то уже слишком поздно, верно?

Снова послышались вздохи. Хуже того, на площади позади них собралась толпа – как мертвых, так и живых.

– Похоже, ты здорово вляпался, – произнесла за спиной Имида Элас.

Монахиня развела руки в стороны.

– Требуется суд! – воскликнула она. – Пусть же заговорит Госпожа Благости! Со своего пресвятого алтаря!

Изнутри каменной глыбы рядом с женщиной послышался странный скрежет, а затем дрожащий голос:

– Не дитя ли я чую?

Шлепок по тяжелой отвисшей щеке, потом еще один, и еще, и еще…

– Хватит! Пожалуйста! Больно!

– Тошнот? Ты проснулся?

Моргнули мутные заплывшие глазки, и горестное выражение сменилось хмурым взглядом.

– Инеб Кашель? Ты никак решил меня прикончить?

– Я пытаюсь тебя разбудить!

– Я что, заснул? Неудивительно, знаешь ли. Нажрался до отвала – ну и ночка! Просто не ожидал!

Инеб Кашель стоял на груди демона Чревоугодия – вернее, на левой ее половине, потому что Тошнот Неопрят настолько разросся, что заполнял собою весь переулок. Складки плоти упирались в стены, почти вываливаясь на соседнюю улицу.

– И все-таки придется тебе встать, – сказал Инеб, рыгнув и обдав его перегаром. – Ты мне нужен. Нам предстоит отправиться в путешествие.

– В путешествие? Куда?

– Недалеко, обещаю.

– Не могу. Слишком тяжело. Еще немного, и я лопну – боги, откуда такая алчность?

Присев, Инеб поскреб рябой подбородок:

– Видать, накопилась за все это время. Таилась где-то в глубине. Что касается еды: видел на улицах хоть одну собаку? Кошку? Лошадь? Я тоже не видел. Ночь превратилась в кровавую баню, и она еще не закончилась. Кто мог такое вообразить?

– Так что все-таки случилось? – спросил Тошнот.

– Кто-то в городе нанял двоих некромантов, Тошнот, чтобы положить конец этому царству ужаса. – Он шмыгнул носом, из которого текло из-за набившейся пыльцы. – Похоже, начало стало бурным.

– Некромантов?

– Да. Один из них – заклинатель демонов, и мне от этого не по себе, Тошнот. Еще как не по себе. Но покамест он не пытался меня пленить, и я считаю это хорошим знаком, ведь я долго был очень слаб.

– Но теперь-то беспокоиться не о чем? – Тошнот поерзал, и под Инебом пошли волнами массы плоти. – Теперь мы слишком сильны. И никакой заклинатель над нами не властен.

– Пожалуй, ты прав. И похоже, эти некроманты держат свое слово. Свалят Макротуса с трона, посадят на его место кого-нибудь не столь ужасного, и Диво вернется к обычному для него состоянию упадка. Может, даже самого Некротуса на трон возведут: второй некромант его воскресил.

– О радость!

– Так или иначе, нам нужно идти. Не видел в последнее время Лень?

– Она только что была тут…

Откуда-то снизу послышался слабый стон.

Те горожане, которые были еще способны двигаться, уже покинули площадь перед дворцом, когда Эмансипор Риз заметил Бошелена. Его хозяин медленно шел, заложив руки за спину и то и дело останавливаясь, чтобы перекинуться парой слов с разнообразными увечными мертвецами и неупокоенными, в сторону ступеней, на которых сидел слуга.

Бошелен пристально взглянул на Эмансипора: