– Король Макротус там, внутри?

– Да, – кивнул Эмансипор, – он вряд ли куда-то уйдет.

– Я был вместе с королем Некротусом, – сказал некромант, оглядываясь вокруг, – но нас, похоже, разделила толпа… ладно, подробности не имеют значения. Как я понимаю, Риз, вам не попадался на глаза труп, желающий войти во дворец?

– Боюсь, что нет, хозяин.

– Понятно. Позвольте полюбопытствовать, Риз: вас не удивило, что события начали развиваться со столь головокружительной скоростью?

– С тех пор как позади меня из этого здания выбежал Инветт Отврат, весь город, похоже, тронулся умом.

– Инветт Отврат?

– Паладин Чистоты, хозяин. Предводитель рыцарей Здравия. Боюсь, что… – Эмансипор поколебался, – в общем, я одолжил ему платок. У него, понимаете ли, кровь шла из носу. Всего лишь простая любезность – как можно меня в том винить? В смысле, что…

– Любезный Риз, успокойтесь, пожалуйста. Терпеть не могу бессвязный лепет. Если я верно вас понял, то один из множества ваших платков теперь в руках этого паладина. И это, с вашей точки зрения, каким-то образом важно.

– Хозяин, помните то поле д’баянга, через которое мы проходили пять или шесть дней назад?

Бошелен прищурился:

– Продолжайте, Риз.

– В общем… бутоны ведь раскрылись, да? Их называют коробочками, но они, как вам наверняка известно, никакие не коробочки. Так или иначе, в воздухе было полно спор…

– Вообще-то, Риз, в воздухе вовсе не полно спор, если оставаться на дороге. Однако, как я припоминаю, у вас, похоже, слегка помутился разум, и вы побежали прямо через поле, закрывая платком нос и рот.

Эмансипор покраснел:

– Корбал Брош попросил меня понести женские легкие, которые он забрал тем утром… хозяин, они еще дышали!

– То есть речь шла о небольшой услуге…

– Простите, хозяин, но мне она таковой не показалась! Признаюсь, я повел себя неуместно, поддавшись ужасу и панике, но все же… Как вам известно, я терпеть не могу возбуждающую алхимию. Ступор, забытье – да, сколько угодно. Но возбуждение, вроде того, что вызывают споры д’баянга? Нет, этого я просто не выношу. Потому и закрылся платком.

– Скажите Риз, платок, который вы одолжили паладину, – не тот ли это самый, со спорами д’баянга?

– Увы, хозяин, тот самый. Я собирался его постирать, но…

– И на паладина подействовало?

– Похоже на то. Его охватила некая внезапная страсть.

– Что, возможно, привело к… осуждению всех без разбора?

– Угу, можно и так сказать.

Бошелен погладил бороду:

– Просто необычайно. Под маской разумной необходимости, Риз, может твориться любая жестокость. Но стоит сорвать эту иллюзорную маску, как террор становится непредсказуемым и, возможно, даже всеобщим. – Он помедлил, постукивая по носу длинным пальцем, а затем безжалостно продолжил: – Тот сундук с деньгами по праву принадлежит вам, любезный Риз. Воскрешение мертвых? Как оказалось, в том не было никакой необходимости. Все, что требовалось, – легкий, едва заметный толчок в исполнении невинного, в чем-то даже наивного слуги.

Эмансипор уставился на некроманта, отчаянно пытаясь опровергнуть обвинение, но не смог вымолвить ни слова. В голове у него насмешливым рефреном звучало: «Нет, это не я, нет-нет, это не я. Это все он. Кто – он? Да все равно кто! Только не я! Не я, нет, нет…»

– Эй, Риз? Что это вы вдруг так побледнели? Я не говорил вам, что никогда еще не видел, чтобы ваши глаза были столь чисты, а белки их просто сияли? В силу законов природы все притягивается к земле, так что могу представить, сколько ядов скопилось сейчас в ваших несчастных ногах. Боюсь, придется пустить из них кровь. Причем основательно. Естественно, сейчас не время – нет, не убеждайте меня в обратном, Риз. А теперь, если вас не затруднит, проводите меня к королю Макротусу.

Эмансипор нахмурился и моргнул.

«Ноги? Кровь? Макротус?»

– С радостью провожу вас к Макротусу, хозяин, и можете говорить ему что угодно, хотя, подозреваю, добра от этого будет мало.

– Мои речи редко несут добро, любезный Риз. А теперь, может быть, все-таки пойдем?

Инветт Отврат никогда еще не чувствовал себя столь живым; его это сильно угнетало, но он особо не возражал, поскольку сегодня и сам, похоже, достаточно преуспел в убийствах, судя по крови на его мече, а сие означало, что он свершил священный суд над множеством грязных кретинов, осмеливавшихся считать себя достойными гражданами Дива, – суд, на который он имел полное право (нет, пожалуй, это даже была его прямая обязанность как паладина Чистоты, рыцаря Совершенства, ведущего авангард жизненной силы к здоровой благодатной смерти), и если даже его благословенный авангард растоптал по пути нескольких младенцев, ребятишек постарше и стариков – что ж, ничего не поделаешь, когда цель твоя настолько справедлива, что ослепляет подобно всепожирающему пламени солнца, слизывающему мясо с костей, а только таковой может быть цель паладина Чистоты; и ночь еще только в самом начале, озаренная огнем горящих лачуг и их горящих обитателей, никто из коих не заслужил менее низменной, менее жгучей смерти, ибо суд может принимать любые формы и размеры, а монашки, которые забирают раздражающе орущих щенков в драных одеяльцах, может, и вполне себе ничего под своими покрывалами, но он не вправе допускать подобных мыслей, ибо они монашки и все такое прочее, а он – паладин Истины, шагающий по огненной улице, и ведь наверняка в преисподней есть темная пещера, полная огня и мучений, а может, и нет, но с его, Инветта Отврата, точки зрения, все эти нездоровые кучи дерьма, завернутые в человечью кожу, заслужили вечные страдания – ах, как бы трескалась их презренная шкура, обнажая плоть, и как бы они корчились, источая мерзкие, насыщенные ядом соки, роняя куски мяса, и плоти этой становилось бы все больше и больше, складчатой и мерзкой, пронизанной крупными гноящимися порами, а потом она заполнила бы всю улицу… Во имя Госпожи, нечто подобное и в самом деле не давало ему пройти. И оно было живое!

– Уф! – выдохнула массивная туша от неожиданного толчка.

Бешеная атака Инветта Отврата внезапно завершилась. Он врезался в отвисшие складки, а потом вывалился из них, приземлившись на задницу и ошеломленно моргая. Из его распухшего носа опять потекла кровь.

– Больно! – послышался визгливый вскрик.

Паладин вскочил на ноги, прижимая к лицу тряпку. Он вполне мог справиться с этой тварью – ведь у него есть меч! Порубить ее на тысячу кусочков, и дело с концом! Взревев, Инветт Отврат занес над головой оружие.

В двадцати шагах от него расползлась во все стороны в гримасе ужаса бочкообразная бесформенная физиономия Тошнота Неопрята. Крошечные глазки расширились и выпучились, раздвигая пухлую плоть, и демон завопил.

А потом отшатнулся, едва избежав опускающегося меча.