существуют. Например, в колонии черноголовых капуцинов в Национальном центре изучения приматов Йеркса Лонни так упорно стремился к спариванию с другими самцами, что мы посчитали его гомосексуалом. В нашем дневнике описывается взаимодействие Лонни с его ровесником — самцом по имени Уикет:

Лонни и Уикет начали ухаживать друг за другом, затем перешли к спариванию. Они долго не могли решить, кто из них будет сверху, но в итоге стали попеременно меняться ролями. Наконец, Лонни подошел к Уикету с раскрытым ртом, вывесив язык. Уикет сидел, прислонившись спиной к вертикальной поверхности и предоставляя Лонни полный доступ к своим гениталиям. Он позволил Лонни ублажать себя примерно в течение минуты, после чего оттолкнул. Но Лонни настаивал, и в конечном счете они проделали это несколько раз.

Еще одна фелляция между самцами имела место во время наших исследований в питомнике Чимфунши для осиротевших представителей дикой природы в Замбии. Британский магистрант Джейк Брукер, участвовавший в проекте, заснял на видео, как на самца-подростка шимпанзе было совершено нападение. Жертва, крайне расстроенная и вопящая после своего поражения в драке, подошла ко взрослому самцу, который открыл рот, глядя на пах подростка. В конце концов беглый генитальный контакт успокоил его[442].

Об однополом сексе у приматов известно давно. В 1949 г. американский этолог Фрэнк Бич отмечал, что самцы обезьян часто совокупляются друг с другом, игнорируя при этом находящихся поблизости самок. Однажды мне представился случай обсудить половое поведение с Бичем, который считается отцом поведенческой эндокринологии. Я был озадачен тем, насколько упорно на протяжении многих лет гомосексуальные отношения преследовались в США. Бич на себе ощутил огромное моральное давление, которое на него оказывали. Он должен был демонизировать поведение, которое хотя бы иногда демонстрирует практически каждый вид животных на земле[443].

Чтобы дестигматизировать подобное поведение, Бич сражался на нескольких фронтах одновременно. Вместе с соавтором-антропологом он описал половые обычаи по всему миру, показав, что во множестве культур существуют самые разные практики. В своей книге «Паттерны полового поведения» (Patterns of Sexual Behavior, 1951) они предложили детально разработанную концепцию, которая включала в себя межкультурные данные и обширное сравнение с приматами. Эта книга послужила первым неопровержимым аргументом против мнения, господствовавшего в то время психиатрии, согласно которому гомосексуальность — это психическое заболевание. Тем не менее понадобилось еще несколько лет вплоть до 1987 г., чтобы информацию об этом «заболевании» убрали из священной книги психиатрического мира Америки «Диагностическое и статистическое руководство по психическим отклонениям» (Disgnostic and Statistical Manual of Mental Disorders — DSM). После чудовищных конверсионных терапий, лоботомий и химических кастраций, применявшихся еще совсем недавно, новая классификация гомосексуальности ознаменовала иной подход к этому явлению. В наше время рекомендуется терапия, способствующая принятию собственной сексуальной ориентации[444].

Раньше люди рассуждали так: раз гетеросексуальность естественна, значит, гомосексуальность ненормальна. Как будто одно исключает другое! В 1999 г. увидел свет толстый сборник хорошо задокументированных примеров однополого сексуального поведения у 450 видов животных. Канадский биолог и лингвист Брюс Бэйджмил сделал обзор этих примеров в своей работе «Биологическое изобилие: Гомосексуальность у животных и природное разнообразие» (Biological Exuberance: Animal Homosexuality and Natural Diversity, 2000). Он утверждал, что размножение — это всего лишь одна из функций секса. Специалисты согласились не со всеми описаниями и интерпретациями Бэйджмила, но его книга не оставила сомнений в том, в царстве животных распространено гомосексуальное поведение[445].

Бэйджмил немало сделал, чтобы быть услышанным. И ученые, и обычные люди пытались объяснить гомосексуальное поведение у животных чем-то другим, как нечто асексуальное. По их мнению, оно просто не могло быть тем, чем казалось. Эту тактику также заметила приматолог Линда Вулф, одна из первых ученых, опубликовавших отчет об этом поведении в дикой природе. Другие исследователи были настроены скептически по отношению к ее наблюдениям, обвиняя в монтаже фотографий и измышлении историй об обезьянах. Вулф жаловалась: «Говорили, что самки садились друг на друга по ошибке — они сами не понимали, что делали»[446].

Назовем это гипотезой запутавшейся обезьяны. Бродило и много других спекулятивных идей, например представлявших гомосексуальность не как половое поведение, а как «поддельное» или «притворное» совокупление. Или как один из способов выразить доминирование (при котором женская роль — подчинение). Или что это никогда не случается по доброй воле, или что это искусственный продукт жизни в неволе, или что это случается, только если наблюдается переизбыток самцов или самок, и так далее. В некоторых из этих аргументов, конечно же, есть доля правды. Когда самцы проводят много времени вместе без самок, как в вышеупомянутой группе макак в Японии, состоявшей только из самцов, половые импульсы могут находить выход в гомосексуальном поведении. Это верно для обоих полов и случается и у нашего биологического вида, как, например, среди моряков на корабле или монахинь в монастыре. Но ни один из этих контраргументов не может объяснить невероятное разнообразие полового поведения, описанное Бэйджмилом, который в сердцах выразился о подобных доводах следующим образом:

Когда самец жирафа нюхает зад самки — без соития, эрекции, проникновения или семяизвержения, — о нем говорят, что он имеет к ней половой интерес, и его поведение классифицируется как прежде всего, если не исключительно, половое. Но когда самец жирафа нюхает гениталии другого самца, садится на него и извергает семя, это называется «агрессивным» или «доминирующим» поведением и его действия считаются вторичными по отношению к сексу[447].

Однажды случилась типичная ситуация за обедом в римском ресторане: мужчина бросал вызов другому мужчине на глазах у своей девушки. Зная основное содержание моих работ, этот мужчина пытался спровоцировать меня, требуя, чтобы я «назвал одну область, в которой сложно отличить людей от животных».

Я не задумываясь, жуя и глотая вкуснейшие спагетти, ответил: «Половой акт».

Мой ответ обескуражил его, но совсем ненадолго. Он бросился защищать страсть как исключительно человеческую черту, источник романтической любви и сопровождающих ее стихов и серенад, с насмешкой отвергая анатомию l'amore, которая одинакова у людей, хомяков и рыбок гуппи (у гуппи даже имеется видоизмененный плавник, напоминающий мужской половой орган). Он брезгливо поморщился при упоминании таких будничных и прозаических вещей.

Но тут его девушка, моя коллега, вмешалась в наш спор, предлагая больше примеров секса у животных, и мы провели остаток обеда за беседой такого рода, которая очень приятна приматологам, но смущает остальных.

Люди всегда смотрят на сексуальность животных с чисто функциональной точки зрения, называя ее «репродуктивным поведением». В нем нет никакого веселья, никакой любви и никакого наслаждения, и оно