– И тем не менее бумаги не оставляют никаких сомнений. Ему нужно только показаться и подтвердить свою личность у муниципальных властей в Торговом конце, и его тотчас поместят под защиту всяких там опекунов, попечителей и – самое главное для нас – бухгалтеров.

– Да ну, не верю!

– Разве тебя кто-то просит верить?

Пэдж пересек сцену, занося руку. Гэм съежился, отпрянул назад.

– Прошу прощения, мистер Пэдж!

Тот выпрямился и как ни в чем не бывало поправил узел своего галстука.

– Все, что от тебя требуется, Гэм, – это обеспечить, чтобы малыш Тривз оказался у нас в кармане. Ты меня понял?

– Вы хотите, чтобы я пошел туда вместе с ним и, когда дойдет до раздачи, стырил бабло и притащил к вам?

– Нет, Гэм! Вот поэтому я тот, кого ты видишь перед собой, человек с влиянием, всеми уважаемый, в то время как ты – всего лишь комок трущобной грязи. Как только Тривз объявит о себе официальным лицам, они тут же крепко прижмут его к своей теплой заботливой груди и утащат прочь. После чего «бабло», как ты изволил выразиться, будет для нас потеряно. Нет, мы должны найти к нему подход, чтобы выкачать из него эти капиталы и сделать их своими.

Присси поднялась с места:

– Я сделаю это!

Пэдж улыбнулся ей и кивнул:

– Молодец, девочка! Очень хорошо!

– Что сделаешь? – спросил ее Гэм.

– Сколько?

– Сотня, – отозвался Пэдж.

– Серебром?

– Золотом.

Присси присвистнула:

– За сотню золотом я заставлю его еще и полюбить меня!

– Не думаю, что в этом будет необходимость.

Натан так крепко стиснул кулак, что поток крови полностью иссяк, а с ним и топливо, поддерживавшее жизнь в глине. Присси застыла на месте, положив одну ладонь на бедро, а другой рукой поигрывая своими локонами. Волосы у нее были длиннее, чем те, которыми Натан снабдил фигурку, но тем не менее они были вполне узнаваемыми. Пожалуй, восхитительными. И, несомненно, предательскими.

Но мысли Натана уже устремились от фигурки, на которую был направлен его взгляд, к реальной девушке с таким мягким телом, обвивающей руками его шею, обхватившей ногами его талию, дышащей ему в ухо, цепляющейся за него, словно за единственное безопасное пристанище во всем мире…

Натан поднялся на ноги. Порез на его ладони уже подсох и был липким, застывшая кровь – словно красное стекло, осколками которого был полон его кулак.

Дверь наружу оказалась открытой. За ней была луна, высокая и молчаливая, изгнавшая своим светом звезды. Восьмиугольный садик блестел всеми поверхностями: у всего была освещена одна сторона, словно что-то поделило пополам каждый объект, оказавшийся на пути. Не замедляя шага, Натан подошел к стене, огораживавшей пространство травы, и вспрыгнул на нее, так что теперь Мордью лежал под ним – та его часть, что не была заслонена башней. Стеклянная дорога, шпили посреди парка, Торговый конец, и прямо впереди – Плезанс. «Легкие города»…

«Нат! Можно мы сходим посмотрим на зверюшек? Ну пожалуйста!»

Натан шагнул со стены. Между его ногами и землей не было ничего, кроме неподвижного воздуха и образов того, что находилось далеко внизу: улиц, домов, бродячих собак, повозок с товарами для купеческих прилавков.

Он падал, но недолго.

«Пожалуйста, Натан! Они едят морковку прямо у тебя из рук!»

Его губы не произнесли никакого заклинания, он не призывал никаких чар, не творил волшебства. Он просто пошел вперед – и воздух, вместо того чтобы дать ему упасть, поддержал его, словно это было самым естественным делом. Его шаги были шагами гиганта, один за другим они пожирали пространство между ним и его целью.

Натан ярко пылал, затмевая собой сияние луны, освещая все кругом, так что сдвоенные шпили, дворцы и частные владения Плезанса при его приближении вспыхивали, как если бы он мог направлять солнечные лучи в любое место по своему желанию. Когда его ноги наконец прикоснулись к земле, трава под ними обуглилась, а дерн потрескался и побелел. Он зашагал, оставляя за собой голые, дочерна выжженные пятна, запечатлевшие его путь через лужайки до входа в Зоологический парк.

LXIV

Они почувствовали его приближение: еще до того, как их залил его свет, они забились по дальним углам своего вольера, словно побитые псы, – припав на все четыре колена, прячась один за другим, так что впереди остался один старый самец. Надо отдать ему должное, этому отцу алифоньеров: невзирая на свой страх, он вышел вперед, навстречу Натану. Его бивни, толщиной в человеческое туловище, изогнутые, как сабли, были кремового цвета, с грязными концами от копания в земле в поисках съедобных корней.

Алифоньер повернулся к подходящему Натану, не позволяя полыханию всего вокруг отвлечь его от выполнения долга. Он покрепче расставил ноги, и хотя от света его кожа побледнела, а глаза затерялись в складках кожи, он не побежал.

Если бы Натан был в здравом уме, он бы это увидел. Возможно, это вызвало бы его сочувствие. Но он не видел ничего.

«Своди меня посмотреть алифоньеров», – сказала она, положив руку ему на локоть.

Всё – обман. Всё – хитрость.

Его отец, умирающий, гниющий заживо из-за отсутствия лекарств.

Его мать, принимающая всех без разбора, чтобы заработать денег им на хлеб.

Человек с родимым пятном.

Пэдж.

Все они одинаковы.

Свет пылал теперь так ярко, что алифоньер перед ним превратился в альбиноса – бело-голубой, лишенный всех красок; края его тела расплывались, сливаясь с краями тех, кто был сзади.

Присси.

Натан взялся руками за концы бивней, и алифоньер заскулил. Воздух наполнился резким запахом паленого волоса; животные позади хрипло дышали и издавали странные сиплые, свистящие звуки – казалось, будто они плачут.

Приложив не больше усилий, чем если бы счищал кожуру с яблока или извлекал горошины из стручка, Натан разорвал алифоньера пополам, прямо по центральной линии – сперва раскололся череп, а затем все остальное; одна часть скелета осталась с левой стороны, вместе с левыми ребрами и левыми ногами, другая – с правой.

Животное не успело вскрикнуть – оно было уже мертво. Вскоре не осталось даже костей, сожженных дотла.

Следующей была жена алифоньера. Впрочем, Натан пылал настолько жарко, что ему даже не потребовалось ее касаться: она сгорела прямо перед ним, а следом и прятавшиеся за ней дети. Каждый внес свой вклад в груду пепла, оставшуюся на том месте, где они стояли.

«Они едят морковку прямо у тебя из рук».

Все вранье!

Потом откуда-то послышался звук. Натан обернулся и увидел позади