— Нет, — умоляюще пробормотала Алена. — Егор, пожалуйста. Нет…

Все было бессмысленно. Алена видела это в его глазах цвета предгрозового неба. Что бы она ни сказала, как бы ни умоляла — он все уже для себя решил.

На секунду Егор прикрыл веки — она видела, как напряжен был до предела каждый мускул его лица. Потом словно через силу сделал вдох, открыл глаза и посмотрел на нее непреклонным взглядом.

— Забудь. Ничего не было. Ничего не будет. С этого момента ты мне сводная сестра — больше никто.

Алена смотрела, как он уходит от нее, твердым шагом направляясь к дому, и вновь чувствовала боль, вновь не могла дышать. Но в этот раз боль вся целиком собралась в одной точке — в груди. Сжала сердце, сдавила легкие, завязалась узлом. Но Алена знала: это не проклятие вернулось наказать ее — причиной этой боли был Егор.

Она почувствовала, как исказилось ее лицо, и глаза заволокло горячей влагой. Алена ничего не смогла сказать. Она даже ничего не смогла сказать ему, чтобы изменить его решение! Он только что все — все-все-все! — решил сам. В одно мгновение.

Наблюдая сквозь слезы, как Егор уходит, Алена видела вылетевшего из дома Славу. Тот сбежал по лестнице, пронесся мимо старшего брата, даже не взглянув на него, и приблизился к Алене. Без слов помог подняться на ноги.

В этот момент на пороге дома появилась Альма. Ее всегда идеально уложенные волосы сейчас были растрепаны, глаза широко раскрыты, женщина тяжело дышала. Видимо, она бежала сюда — после слов, которые выкрикнул Женя.

— Мама, можешь удочерить ее, — ледяным тоном громко произнес Егор. — Я больше не возражаю.

Альма вскинула глаза на сына, ахнула и тотчас прикрыла рот рукой. Она провожала Егора взглядом, пока он не скрылся в доме, потом повернулась к Алене. Пробормотала:

— Господи… Как же так…

Алена высвободилась из рук поддерживающего ее Славы. Ей необходимо было проверить. Сейчас же.

— Алена, — предупредительно окликнул ее Слава.

— Мне нужно, — решительно сказала девушка и двинулась к дому.

Сначала было страшно. С каждым новым шагом она ожидала, что ее тело снова пронзят невидимые прутья. Ждала, что боль снова обрушится на нее безжалостным запретом проклятия: «Ты не войдешь». Алена прошла мимо того места, где проклятие остановило ее несколько минут назад. Шаг, еще шаг, еще… Дошла до лестницы.

Боли не было.

Лицо вновь невольно исказилось, и Алена попыталась прикрыть его рукой, пряча от устремленных на нее взглядов. Рука тотчас стала мокрой от ее собственных слез.

Решение Егора было куда более безжалостным, чем проклятие. Это было не притворство, не временное отступление — это было Решение с большой буквы. Потому что проклятие нельзя обмануть. Алена вошла в дом, не встретив никакого препятствия. Не чувствуя собственных ног, поплелась наверх — в свою комнату.

Она не помнила, как дошла до кровати и легла, и как засыпала — тоже не помнила. Просто упала в бездонную черноту.

И, пусть лишь на время, но… все исчезло.

* * *

Наверное, впервые за долгое время Алене совсем ничего не снилось. Пробуждение в этот раз было похоже на подъем из темных глубин на поверхность, где брезжил свет.

— Ох, Аленушка, ты проснулась? — раздался рядом женский голос.

Алена нашла взглядом сидящую в кресле Альму. Мачеха встала, подошла к ней и села на край кровати. Погладила Алену по волосам. Прикосновение было очень ласковым, но уверенным. Наверное, такими и должны быть руки матери, подумалось Алене.

И почему она раньше думала, что Альма ведьма? Обычная женщина. Только очень красивая. Алена даже сказала бы — сверхъестественно красивая для ее возраста. Но у них в семье вообще все… сверхъестественно красивы. Это, наверное, проклятие так работает. Чтобы несчастных людей вокруг него (из-за него) было как можно больше. Красивая женщина привлекает мужчин и рожает от них сыновей. Ее красивые сыновья привлекают женщин… Но в итоге это делает всех несчастными.

Злое проклятие. Жестокое. Как Аглая могла такое наложить?

— Как ты себя чувствуешь? — несмело спросила Альма. — Ничего не болит?

Алена отрицательно мотнула головой. Ей показалось, что Альма выдохнула с облегчением.

Да. Для всех сейчас самое главное, чтобы у нее ничего не болело. Физически. А душевная боль… Наверное, меньшее из зол.

Вот только так думаешь, когда эта боль внутри чужая — не твоя.

— Прости меня, — виновато произнесла Альма. — Я не должна была этого допускать. Я…

Альма вдруг замолчала, и Алена вполне понимала — почему. Не сложно предположить, что могла сказать ей мачеха. Алене с самого начала было опасно находиться в этом доме. Достаточно только взаимно влюбиться в одного из ее сыновей — и это станет проблемой. Наверное, Альма надеялась, что этого не произойдет, ведь Алена приехала сюда в качестве сводной сестры.

Альма подтвердила мысли Алены:

— Я была эгоистична, когда выходила замуж на Сашу, зная, что у него есть дочь. Наверное, я не должна была…

— Не надо, — прервала ее Алена. — Папа вас любит. И вы его тоже. Я сначала ревновала, а потом поняла — папа с вами счастлив. Я никогда раньше не видела его таким счастливым. Поэтому не надо так говорить.

— Ох, — тяжело выдохнула Альма. — Я совсем не хотела, чтобы это причинило боль нашим детям. Совсем не хотела.

Алена слушала мачеху и понимала, что не ошиблась в своих предположениях.

— Значит, о проклятии вы все знаете?

Альма быстро глянула на Алену, свела брови на переносице, отчего лицо ее приняло одновременно виноватый и жалостливый вид, отвела взгляд и кивнула.

— Конечно, знаю.

Алена приподнялась на постели и села, обняв руками колени.

— А как вы о нем узнали? — спросила она. — С чего-то же все началось?

****Альма опять тяжело вздохнула. Она несколько секунд колебалась, как будто не могла решиться, рассказывать или нет, но все-таки сделала выбор.

— Когда я вышла замуж на Витю, своего первого мужа, я уехала с ним в столицу, — начала рассказывать она. — Уже там родила Родиона. Мальчик был абсолютно здоровым, я не могла нарадоваться, но спустя всего лишь два месяца после его рождения, Родион вдруг сильно заболел. Нашего с Витей первенца обследовали лучшие детские врачи, но никто не смог сказать, какая у него болезнь. Нам говорили, что анализы плохие, но причину обнаружить не могли. При этом мой ребенок совсем ослаб. Мне казалось, он чахнет у меня на глазах. Примерно тогда мне приснилась моя мать. Во сне она сказала мне: если я хочу, чтобы мой ребенок жил, то должна немедля везти его домой — в Белозеро. Туда, откуда я родом.