— Мамочка моя! — пролепетал он, с ужасом глядя на верхушкуфальшборта.

То, что я издали принял за белые шары, оказалосьчеловеческими черепами. Кто-то аккуратно соскоблил с них плоть и украсилверхушки разноцветными ракушками.

— …Четырнадцать, — посчитал Гарри. — В прошлый раз этойкрасоты не было. Ну, десять — это наши ребята с «Бешеного», а кто остальныечетверо? Наверно, какие-нибудь бедняги-буканьеры заплыли поохотиться на дикихсвиней…

Втроём они вышли на середину палубы, не замечая, что жмутсядруг к другу. У меня и самого от страха встопорщились все перья.

— Джереми говорил, что в капитанской каюте у них храмМорского Демона. Туда они носят подношения. А живут дикари в трюме, длякоролевы там отгорожен угол… Идём что ли?

Гуськом спустились вниз: впереди Логан, потом мы с Летицией,сзади Проныра.

Трюм на шхуне был широкий, и с очень низким потолком, как набольшинстве судов, промышляющих работорговлей. Пахло там мускусом, травами,дымом — совсем не по-корабельному.

— Что это? — прошептала Летиция, схватив штурмана за рукав.

Откуда-то из темноты (не было видно ни зги) донёсся странныйзвук: будто тихонько захныкал ребёнок. Что-то щёлкнуло. И тут же опятьнаступило безмолвие. Мы затрепетали.

— Салюта капитана Пу… Пурутата! — жалобно вскрикнул Проныра.

Тишина.

Я пытался вглядываться во мрак и растопырил крылья, готовясьзащитить мою девочку от опасности.

— Не бойся, глупышка, я с тобой, — сказала она, дотронувшисьдо меня.

Стало обидно. Неужто после всего, что я для неё сделал, меняможно считать трусом и «глупышкой»?

И снова донёсся звук — самый невинный из всех, какие толькоможно вообразить. Но за всю свою жизнь я не слышал ничего ужаснее.

В полной тьме, в абсолютной тишине загугукал младенец.

Густой, будто охрипший спросонья голос сказал:

— Мачумба!

С двух сторон в трюм ворвались яркие столбы света — этосправа и слева откинулись люки. Я прищурился, полуослеплённый. Слишком резокбыл переход от кромешного мрака. Взвизгнул и кинулся назад к лестнице Проныра,но споткнулся обо что-то и упал.

Я увидел по бокам двенадцать фигур. Они были похожи настатуи могучих атлетов, вырезанные из эбенового дерева. Это подданные королевыШаши открыли по её команде пушечные порты. Сама предводительница сидела вкормовой части трюма на охапке душистых трав. Толком разглядеть её мне в первуюминуту не удалось, возникло лишь ощущение чего-то гигантского,бегемотообразного. Воины были одеты в соломенные юбки, на груди у них виселиожерелья из акульих зубов. Королева же пребывала в царственной наготе. Никогдане видывал я грудей такого объёма. К каждой из них прилепилось по младенцу. Ещёсемь или восемь малышей сидели вокруг своей исполинской мамаши, пялясь на наскруглыми глазёнками. Самому старшему из них было лет восемь. Один карапуз,очевидно, не так давно научившийся ползать, издал хныкающий звук, напугавшийнас минуту назад. Королева быстрым, но мягким движением, щёлкнула его позатылку своей поразительно длинной ручищей.

Наконец, я рассмотрел её лицо. Оно было с хорошую тыкву. Вкудрявых волосах белели маленькие лилии. Сочный рот находился в постоянномдвижении — её величество что-то жевала. Выпуклые глаза рассматривали нас оченьспокойно. Задержались на мне, на «женщинах», остановились на Проныре.

— У Пупурата? — медленно произнесла Шаша.

Логан пнул мичмана ногой: отвечай!

— Ка… капитана Пупурата скоро приходи. Совсем скоро, —пролепетал Проныра, вспомнив инструкции. — А пока вот я… Двух девок привёл.

— Пурку дё? Проми боку.[32]

Поняв, что убивать не будут, мичман приободрился и вполнебойко отвечал, что остальных девок скоро доставит сам «капитана» и что онприслал в подарок «волшебной воды».

Воины одобрительно загудели — уж не знаю, из-за девок илииз-за «волшебной воды». Вероятно, из-за того и другого. Но без приказа никто сместа не трогался. Дисциплина на шхуне была железная.

— Почему он не приходи сам?

Чёрная Королева изъяснялась по-французски, пренебрегаяграмматикой, но при этом очень понятно. Гарри снова лягнул Проныру, благо юбкаприкрывала эти телодвижения.

Что отвечать на этот вопрос, мичман знал.

— Приходи завтра. Сегодня плохой день. Понедельник.

Она кивнула, удовлетворившись объяснением. От кого-то изморяков со шхуны королева знала, что есть нехорошие дни, которые называются«понедельниками». Про это Логану рассказал капитан Пратт.

— Муа ожурдуи бон жур, демэн бон жур. Апредемэн па бон.Санг-фамм, Пупурата вьен демэн?[33]

Я-то её понял: она хотела сказать, что послезавтра ожидаетприхода месячных и волнуется, успеет ли Пратт до той поры порадовать еёлюбовным свиданием.

Проныра захлопал глазами.

— Скажи «да», — процедил Гарри.

— Да!

Шаша впервые улыбнулась и хлопнула в мясистые ладоши.

— Хорошо! Сегодня маленький марьяж. Завтра большой марьяж.Две жены сегодня. Остальные завтра.

Её подданные взволнованно зашептались. Я догадался: каждомухотелось оказаться в числе сегодняшних, а не завтрашних женихов.

Летиция с ужасом покосилась на чёрных кавалеров. Поёжился иштурман.

— А вот «волшебная вода», — сказал он тоненьким голосом, хотяпо плану угощать дикарей ромом предполагалось несколько позже.

Королева плавно поднялась, отложила младенцев и приблизиласьк нам с величественностью трёхпалубного корабля. Кажется, она намереваласьрассмотреть «невест» как следует.

— Надеюсь, ей не взбредёт в голову нас раздевать, —пролепетал Гарри. Даже при сумрачном освещении было видно, как он побледнел. —Проныра, угощай!

— Ром, ром!

Мичман стал совать свою бутыль, но Шаша слегка тронула егопальцем в грудь, и Проныра отлетел в сторону.