Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марсела в изнеможении опустилась в кресло. Ховард хотел отвести ее в круг победителя, но она решила остаться на месте. По ее лицу катились слезы. Она сидела, вытирая глаза платком, и смеялась сама над собой. Ховард выскочил из ложи и помчался вниз, пожимая руки всем, кого встречал на пути. Он вылетел на скаковую дорожку – и тотчас исчез в возбужденной толпе зрителей. Смит и Вандербильт присоединились к нему, с трудом удерживаясь на ногах, ведь их со всех сторон тянули и толкали репортеры и зрители. Ховард, не в состоянии сдерживать ликования, прыгал вместе с фанатами. Со всех сторон бежали полицейские.
На табло высветилось финальное время скачки, и толпа взревела с новой силой. Сухарь пробежал милю за 1: 56,6. Ни одна лошадь за всю долгую историю Пимлико, за все тысячи и тысячи забегов, которые проводились здесь после окончания Гражданской войны, не пробегала эту дистанцию с такой скоростью.
Вульф развернул лошадь и легким галопом двинулся обратно. Он был выжат до предела. «Выложился до конца, – сказал Мак-Карти, – и был белым-белым, как рукава его жокейки». Вульф направил коня к трибунам, и зрители обступили их со всех сторон, скандируя имя жокея. Мак-Карти пробился сквозь толпу и поднес микрофон к холке лошади. Вульф наклонился к нему. «Хотел бы я, чтобы старина Ред сидел сейчас здесь верхом вместо меня, – произнес он, слегка растягивая слова{472}. – До встречи, Ред!»
Сотни рук дотрагивались до ноги жокея и гладили Сухаря. Конь тихо стоял посреди всего этого безумия, высоко задрав хвост, грудь его тяжело вздымалась. Фанаты толкались со всех сторон{473}. Смит локтями расчищал себе дорогу. Кто-то попросил его сделать заявление. «Я уже сделал свое заявление на треке», – ответил тренер{474}. Полиция наконец пробралась сквозь толпу, оцепила их, выстроившись квадратом, и оттеснила зрителей. Смит остался рядом со своим питомцем. Следом протолкнулся Тыква с одним из работников конюшни на спине. Полиция расчистила дорогу к кругу победителя. Смит взялся за повод и повел своего великого воспитанника через строй охранников. Подняв голову, со спокойной гордостью глядя перед собой, тренер подвел коня к сияющему Ховарду, и тот погладил Сухаря по носу.
В круге победителя полицейский кордон отошел в сторону, и репортеры и фанаты снова хлынули через ограждение, оттеснив Сухаря с его командой в самый угол. Смит надел венок из желтых хризантем на шею лошади. Невозмутимо взирающий на буйство толпы Сухарь принялся аккуратно отрывать цветки с венка и есть. Ховард выдернул один цветок из венка, и толпа начала просить хоть один цветок на память. Смит и себе вытащил хризантему, а после – в редкий момент благодушной щедрости – снял венок и бросил его в толпу. В ответ раздался счастливый вопль, и цветы тут же исчезли.
Куртсингер направил Адмирала в обход круга победителя и подвел его к центральной трибуне. Жокей, ссутулившись, сидел в седле. Адмирал пробежал самую важную скачку в своей жизни. Он прошел ее гораздо быстрее, чем рекордное время для этой дистанции, но просто был недостаточно резв. Конвей протолкнулся сквозь толпу фанатов и подошел к своему жеребцу. Осмотрев ноги лошади, он убедился, что они целые и холодные, потом отвернулся. Репортеры попросили его сделать заявление.
– Нет-нет, – ответил он, – мне сказать нечего. – Потрясенный, он исчез в толпе.
Куртсингер храбро улыбнулся и соскользнул на землю. Он расстегнул седло, снял его со спины лошади и замер на мгновение, глядя на своего скакуна. Он шагнул вперед и что-то прошептал на ухо коню, а потом ушел{475}. Конюх накинул черно-желтое одеяло на спину жеребца. Полиция расчистила путь, и Адмирал, низко опустив голову, направился в конюшню, сопровождаемый редкими аплодисментами небольшой кучки верных поклонников. Позже он примет участие еще в паре незначительных забегов, оба из которых выиграет, а после закончит карьеру и станет одним из лучших жеребцов-производителей породы.
Вульф выскользнул из седла и стоял, опустив одну руку на бедро, гордо улыбаясь, пока Вандербильт вручал серебряный кубок победителя Ховарду. Кто-то потянул Смита к микрофону, и он пробормотал что-то о том, что главная заслуга в победе – коня и наездника. На табло высветились результаты ставок, и Ховард рассмеялся. Толпа разразилась овациями.
Понадобилось пятнадцать минут, чтобы расчистить достаточно широкий проход, и Сухарь наконец смог покинуть круг победителя. Ховард, окруженный толпой репортеров, ушел к трибунам. Вульф и Смит отправились в жокейскую, их сопровождал восторженный шепот. «Мне жаль, что я победил Куртсингера, – сказал Вульф. – Он самый умный из тех, с кем мне когда-либо приходилось соревноваться». Репортеры гудели вокруг него, засыпая вопросами о жеребце. «Сухарь – лучшая лошадь в мире, – убежденно заявил Джордж. – И он это сегодня доказал». Смит позволил себе улыбку. Вульф повернулся к тренеру. «Если бы Ред мог видеть, как сегодня скакал Сухарь!» – воскликнул он. «Да, – согласился Смит, и его улыбка тут же погасла. – Но мне кажется, что Рыжий скакал сегодня с тобой, Джордж».
Когда Вульф зашел в жокейскую, Куртсингер был уже там. Он сидел на скамейке, стаскивал сапоги – и тихо плакал. Кто-то участливо спросил его, что случилось. «Ну что я могу сказать? Мы просто не смогли, – ответил Куртсингер. – Адмирал догнал его и посмотрел ему в глаза, но тот, другой, не захотел уступить. Мы выдали все, что могли. Просто этого оказалось недостаточно»{476}.
Смит вернулся в конюшню, чтобы взглянуть на своего коня. Постоял возле него несколько минут, обнял за шею, прижав голову Сухаря к груди. Вульф уже переоделся и присоединился к ним. Он стоял у дверей стойла, глядя, как устраивается Сухарь. Тот был в отличном настроении и игриво расхаживал по деннику. Вульфу даже показалось, будто скачки еще не было.
Ховарды рассадили репортеров по машинам и отвезли к себе в гостиницу. Ровно через два месяца Сухарю исполнится шесть лет, а это довольно почтенный возраст для скаковой лошади. Большинство жеребцов в этом возрасте уже заканчивали скаковую карьеру, и газетчики хотели знать, готов ли Ховард отправить коня на покой. Но тот покачал головой. Победа над Адмиралом никогда не была их заветной мечтой – Марсела и Чарльз мечтали, чтобы их Сухарь победил в скачках Санта-Аниты. Так что лошадь будет продолжать тренироваться.
Когда Ховарды наконец отпустили журналистов, те отправились по домам и принялись заполнять бюллетени для голосования за звание чемпиона. Сухарь стал «Лошадью года».