Флоранс тоже спустилась вниз и встала в дверях, наблюдая за сестрой.

– Помнишь булочки с корицей? – спросила Флоранс; Элен выпрямилась и принюхалась. – Это первое, что я испеку, когда у нас появится настоящая мука.

– А потом?

– А потом – миндальные круассаны. И начинка в них будет такой сладкой и невероятно клейкой, какой тебе не вообразить.

При упоминании о круассанах у Элен потекли слюнки.

– Нам еще повезло, – сказала Флоранс. – Тюль пережил такой кошмар. По сравнению с ними мы еще дешево отделались.

Элен знала, что сестра права, но не разделяла ее оптимизма.

– Быть может, скоро мы вернемся к нормальной жизни, – добавила Флоранс.

Элен подавила тягостные чувства. Флоранс и в этом была права. Но за возвращение уже пришлось заплатить чудовищно высокую цену. Элен понимала: нужно продолжить уборку, иначе она сорвется. С удвоенной энергией она стала подметать пол, после чего налила в ведро воды, взяла швабру и начала его мыть.

– Хватит возиться с уборкой, – остановила ее Флоранс. – Давай займемся чем-нибудь приятным. Чем-нибудь, поднимающим настроение, чтобы нам стало лучше.

– Уборка поднимает мне настроение, – возразила Элен, но отставила швабру. – У тебя есть предложения?

– Нет. Просто мне нужно чем-то заняться. Чем угодно. – Она посмотрела на Элен. – Знаешь, мне неловко испытывать облегчение, что эта жуть случилось в Тюле, а не у нас. Как ты думаешь, в этом стыдно признаваться?

– Нет. – Элен покачала головой. – У меня такие же чувства.

– А еще из-за этого облегчения я чувствую себя виноватой.

– Я тоже.

Вчера вечером Элен рассказала сестре о трагедии в Тюле. Сестра зажгла свечи и настояла на бдении в память обо всех казненных. Так они и просидели полночи. При всей своей чудовищной усталости Элен даже не помышляла о сне. Ей требовалось чем-то себя занять.

– Ты же знаешь, мы не можем пойти гулять. Лучше остаться дома.

– Но ведь они ушли, правда? Я про нацистов.

Элен тряхнула головой и продолжила мыть пол.

– Возможно. Но пока дома безопаснее.

– А ты не устала всегда делать то, что безопасно?

Элен задумалась.

– В общем-то, да. Устала. Когда все кончится, я хочу перемен в своей жизни.

– Каких?

– Пока не знаю.

– Я тоже.

– И тоже не знаешь?

– Да, – призналась Флоранс. – Но я хочу поменять свою жизнь. Заняться чем-то настоящим. Может, стать танцовщицей, путешественницей или детективом.

– Презабавная смесь желаний, – засмеялась Элен.

– Пусть, но ты поняла, о чем я.

– Поняла.

– Скоро у нас будет предостаточно времени на любые замечательные дела.

Элен разогнулась:

– Да. Ты права. Я искренне в это верю. На какое-то мгновение я позволила себе забыть. Мы должны иметь веру. И я очень надеюсь, что для нас самое худшее позади. Будет так, как ты сказала. Спасибо.

Флоранс засияла:

– А пока я приготовлю нам что-нибудь вкусненькое.

– Это, моя дорогая девочка, будет совсем не лишним, – улыбнулась Элен.

– У нас хотя бы яйца есть. Я могу приготовить omelette aux fines herbes[43]. – Флоранс оглядела кухню. – У меня есть лук-резанец, эстрагон, кервель и петрушка. Отлично. Ты-то, вообще, голодная?

Элен подумала. Она не ела целые сутки, и вопрос Флоранс пробудил в ней сильнейший голод.

– Я бы слопала быка, – призналась она.

– Быка предложить не могу, а вкусным омлетом угощу. Да оставь ты в покое пол! Лучше помоги мне с омлетом. А то вечно прибираешься в доме!

– А ты вечно торчишь на кухне и что-то стряпаешь.

– Как насчет Элизы? – спросила Флоранс.

– Ну, Элиза и ее…

– Привычка рисковать, – хором сказали они и засмеялись.

Элен отставила ведро со шваброй. Флоранс полезла за сковородкой и банками, где хранились травы. Казалось, будто к ним возвращается привычная жизнь.

– Накроши трав и смешай их в миске, – попросила Флоранс, пододвигая синюю с белым миску. – Элиза сейчас дома?

– Нет.

– Где ее носит?

Элен покачала головой и надула щеки:

– Ты же знаешь Элизу.

Из шести имевшихся яиц Флоранс взяла четыре и поочередно разбила их о край разделочной доски, после чего вылила в неглубокую белую миску. Там она их сноровисто взбила, добавила трав, соли и перца, потом разогрела на чугунной сковородке кусочек сливочного масла, пока тот не вспенился.

«Какой уверенной стала Флоранс, – подумала Элен. – Настоящий шеф-повар». Ее сестра сделалась сильнее и решительнее, однако Элен не оставляли тревоги о послевоенном будущем Флоранс.

Когда масляная пена осела, Флоранс вылила половину смеси на сковородку и встряхнула ее. Смесь запузырилась. Флоранс помешивала смесь, чтобы та равномерно прожаривалась в середине и по краям.

– Вуаля! – произнесла она через несколько минут, явно довольная собой. – Твоя порция.

Флоранс качнула сковородкой. Края омлета идеально сомкнулись. Она выложила кулинарный шедевр на тарелку и протянула Элен, после чего вернулась к плите, чтобы приготовить вторую порцию.

Не успела Элен поднести кусок омлета ко рту, как снаружи послышалось стрекотание мотоцикла. «Кого еще принесло? – подумала Элен. – Я зверски голодна и хочу есть». Вскоре дверь распахнулась, и в кухню влетела Элиза.

– Элен, собирайся. Надо ехать в шато.

– Сейчас? Зачем?

– По дороге объясню. Торопись!

– Но я же не одета.

– Элен, что за чертовщина! Плащик накинь на свою ночнушку.

– Нет. Я должна переодеться. Подожди.

– Времени нет ждать. Ты должна ехать немедленно! Из-за Виолетты.

Элиза выскочила в коридор и схватила тонкий летний жакет.

– Вот. Надень это, и поехали.

– А как же я? – спросила Флоранс.

– Троим на мотоцикле не уместиться. – Элиза покосилась на накрытый стол. – Останешься дома и съешь омлет.

Элен накинула жакет, сунула ноги в сандалии. Сестры выбежали во двор. Элиза завела мотор и сразу рванула с места. Она выбрала ухабистую проселочную дорогу, крикнув Элен, чтобы держалась. Пока ехали, она пыталась рассказать о случившемся в шато, но из-за шума мотора и встречного потока воздуха Элен ничего не разобрала.