В горле Флоранс булькнуло. По щекам покатились слезы. Элен уперлась взглядом в стол, не мешая сестре. Через несколько минут Флоранс вытерла глаза рукавом и шмыгнула носом.

– Я так хотела его спасти.

– Знаю. Мне самой не по себе от случившегося.

– Хорошо, конечно, что теперь он нас не опознает, но мне грустно. Я чувствую себя виноватой.

– Ты для его спасения сделала все, что смогла.

Флоранс покачала головой:

– Мне вообще нельзя было приводить его в дом. Я тогда была наивной, но сейчас понимаю свою глупость. Я всех нас поставила под удар. Случись что, я бы себе не простила…

– Погоди, – перебила ее Элен. – Ничего не случилось, мы живы и здоровы. И помни: Томаса в любом случае расстреляли бы как дезертира.

– Я знаю, он был немцем, но… – Глаза Флоранс оставались непроницаемыми. – Я теперь… такая же.

Элен посмотрела на сестру. Глаза щипало от непролитых слез. Правда глядела ей в лицо. Правда, которую она знала, но отгоняла от себя, не желая думать о последствиях для каждой из них. И вдруг сейчас она с пронзительной ясностью осознала: дальнейшая жизнь Флоранс в деревне станет невозможной.

Элиза

Утро восьмого июня выдалось невероятно жарким. В воздухе клубилась пыль. Элиза пришла в полицейский участок обсудить с Лео, как уберечь жителей деревни от столкновения с проходящими частями немцев. Разговор шел о том, где прятаться и так далее. В этот момент зазвонил телефон. Лео слушал и кивал. В его глазах читалось беспокойство.

– Какие новости? – спросила Элиза, когда он положил трубку.

Лео набрал полные легкие воздуха и стремительно выдохнул.

– На рассвете дивизия «Дас Рейх» двинулась в путь.

– Боже мой! Значит, они уже прут сюда. Эта поганая эсэсовская дивизия приближается к нам.

– Чтобы добраться до Нормандии, им надо покрыть семьсот километров.

– Тем более сейчас самое время остановить их здесь.

Элиза знала: несмотря на ранний час, многие партизаны уже прятались в засадах, рассчитывая замедлить продвижение немцев.

– Они наверняка движутся по шоссе D940 в направлении Тюля, – сказал Лео.

Элиза облегченно вздохнула:

– В таком случае они не пройдут через Сент-Сесиль. Мы в безопасности.

– Кое-кто из жителей уже ушел в леса. На всякий случай.

Телефон зазвонил снова. Лео взял трубку. Элиза сидела как на иголках, смотрела на полицейского и ждала новых сведений.

– Понятно, – сказал в трубку Лео. – Тогда это хуже, чем мы думали. Спасибо, что предупредил. – Он закончил разговор и ущипнул себя за переносицу.

– Что там? Говори.

– Немцы убивают мирных жителей. Застрелили крестьянина, который ехал на волах в поле, и нескольких женщин, которых угораздило поглазеть на проходящую колонну. Подожгли несколько крестьянских усадеб.

– Сволочи! Ублюдки!

– Не щадят никого.

Элиза посмотрела на Лео. Оба понимали: все двигалось к ratissage[42] – последней жестокой попытке уничтожить сопротивление.

– Они хотят показать, будто по-прежнему управляют нами, – сказал Лео.

– Если мы начнем действовать, очень скоро они убедятся в обратном.

– Элиза, тогда прольется кровь. Дивизия насчитывает более пятнадцати тысяч солдат и полторы тысячи единиц техники. И все это движется без остановки.

– Так тебе сказал твой источник?

Лео угрюмо на нее посмотрел:

– Можем ли мы даже надеяться их остановить?

Стрекотание мотоцикла заставило Элизу застыть на месте. Потом она вскочила и отошла от стола. К счастью, в здание участка вошел не немец, а партизан. Это был Матиас, друг покойного Виктора.

– В районе Гурдона один батальон повернул на запад, – торопливо сообщил Матиас. – Это значит, что они все-таки пройдут через Сент-Сесиль.

– Merde! – Элиза сощурилась, лихорадочно обдумывая услышанное. – Надо предупредить всех, чтобы держались как можно дальше от центральной площади.

– Торопись, – сказал ей Матиас. – Времени осталось совсем немного.

Элиза вышла из участка. Матиас поехал дальше. Она принялась стучать в двери окрестных домов, все время прислушиваясь, не долетит ли шум моторов. Сколько времени у нее есть? Пять минут? Десять? Вначале она поспешила к дому Клемана. Старик открыл дверь, прижимая к груди свой старинный пистолет.

– Я буду стрелять по ним из окна второго этажа, – мрачно сообщил Клеман. – Так что можешь не беспокоиться.

– Нет, Клеман, – возразила она. – Вам нужно спрятаться. Идите в ваш сарай.

– Как же я брошу жену?

– Тогда оставайтесь с ней на втором этаже. Только не подходите к окну. И не вздумайте стрелять. Понятно?

Клеман неохотно согласился. Элиза пошла дальше. Кузнец Морис встретил ее у открытой двери с револьвером в руке. Едва услышав о необходимости прятаться, он заспорил с Элизой.

– Я встречу их по-мужски, – заявил кузнец.

– Подумай хорошенько. Из-за своего дурацкого геройства ты навлечешь месть на всю деревню.

Не зная, насколько серьезно он готов осуществить задуманное, Элиза взяла его за руку и попыталась увести внутрь, но он заупрямился.

– Морис, пойми, это крупная современная армия. Страшная армия. Предоставь воевать с ними бойцам Сопротивления.

Кузнец и слушать не хотел. Элиза не стала тратить на него время и пошла дальше.

Она зашла в гостиницу, потом в дом тетки Люсиль, а оттуда – в жилище Арло. У всех, кто ей открывал, был испуганный вид. Все обещали держаться подальше от окон. В нескольких домах ей вообще не открыли. Элиза расценила это как добрый знак: жильцы или ушли в лес, или уже спрятались.

И вдруг послышался отвратительный стрекот моторов. При мысли о передовом отряде эсэсовских мотоциклистов, несущихся на большой скорости, сердце Элизы замерло. Хватит ли у нее времени добежать до дома Уго? Сейчас она находилась на другом краю деревни, на одной из дальних улиц. Если она побежит кратчайшим путем, велика вероятность, что ее вынесет прямо на мотоциклистов. Или так, или спрятаться в каком-нибудь переулке, надеясь, что ее не заметят. Второй вариант показался ей небезопасным, особенно если немцы начнут прочесывать деревню. Страх держал ее за горло, сдавливал грудь. Но пальцы Элизы сжались в кулаки, и она помчалась по улицам, спотыкаясь на булыжниках, выпрямляясь и несясь дальше. Она выскочила на центральную площадь. Уго стоял у открытой двери, ожидая ее.

– Сюда! – крикнул он. – Быстрее!