Бригахбург? Молчал. Откинувшись на спинку стула, не спуская глаз с сидящей перед ним женщины, поглаживал рукоять кинжала, лежащего на столе у блюда с остывающим люля-кебабом.

«Не тот кинжал, — отметила Наташа. — Новый». Немного простоватый, но оттого не менее опасный в руках опытного воина. Значит, она не ошиблась. Тогда у Ингваза было его оружие.

Глаза зацепились за блеснувшее золотом тонкое кольцо на его безымянном пальце, напомнившем обручальные кольца будущего. Женился… Захотелось что-то сказать, спросить, отшутиться… Но не хватало сил. Внизу живота резанула острая боль. Она, не отпуская, поднималась выше.

«Женился», — наливалось кровью сердце.

«Женился», — толчками билось в висках.

Не понимала, почему она ещё здесь, почему сидит напротив него, смотрит в его глаза, держит «лицо» и делает вид, что всё в порядке. О чём говорить с этим мужчиной? Изменник.

Ах, да, он первый постоялец.

Тяжело поднялась, ступая непослушными ногами в сторону холла:

— Идёмте, господин граф, я дам вам ключ от комнаты. — Бесстрастный ледяной тон.

Герард не шелохнулся, оставаясь сидеть, отрешённо уставившись в её спину.

Бросила вполоборота:

— Идёмте… Вам какой покой? Дешевле или дороже? С умывальней или… Круглосуточное обслуживание? Горячая вода для купания? — Слова казались чужеродными и ненужными. Видела себя со стороны — прямую, бледную, бесчувственную.

Натолкнувшись в проходе на оторопевшую Рыбку, получив в руки ключ от своей комнаты, обратилась к следующему за ней Бригахбургу:

— Простите, господин граф… Как, вы сказали, ваше имя?

Не дождавшись ответа, держась из последних сил, попросила ведунью:

— Фиона, будь добра, дай господину графу ключ от покоя на втором этаже и позови прислугу. Обслужите гостя по высшему классу.

Не оглядываясь, держась непослушными пальцами за перила, Наташа тяжело поднималась по лестнице. Вот и всё. Хотела облегчить душу признанием своей вины перед ним, а оно ему не нужно. У него всё в шоколаде. А у тебя впереди снова пустота.

— А какой именно покой?.. — Рыжая беспомощно глянула на графиню Хильдегард, провожающую подругу беспокойным взором.

— Ну, что опять? — Хельга опустилась на край ложа, поправляя подол платья подруги, прикрывая её оголившееся колено.

Наташа, лёжа на спине поперёк кровати и раскинув руки, не мигая, смотрела в потолок:

— Он здесь.

Графиня вслушалась в едва слышный глухой голос:

— Видела. И что?

— Теперь он наш сосед.

— И что? Я своих соседей раз в месяц не вижу.

— Он женился. — Колючий ком царапнул гортань.

Хельга вздохнула:

— Вэлэри, тебя это не должно волновать. Вы расстались, пусть даже при неприятных обстоятельствах. Он вдовец. Я была у своего первого мужа третьей женой.

— Синяя борода, — прошептала неприязненно, не к месту вспомнив покойного Фальгахена с его четырьмя жёнами. Она стала бы пятой. Вдруг вскочила на колени и, подавшись к подруге, зло выкрикнула: — Изменник! Мерзкий! Гадкий! И я должна его обслуживать, кормить, поить, убирать за ним, а он завтра притащит сюда свою жену и они… на тонких льняных простынях… — Колотила ладонями по сбитому мятому покрывалу, не сдерживая злость, вырывающуюся с потоком негодования в адрес того, кого недавно так сильно любила. Тяжёлая нитка жемчуга, свисая, била по груди, как когда-то била золотая цепь рабского ошейника. Прижала её, переводя дух, щуря наливающиеся слезами глаза, утихомиривая рваное дыхание. Упала набок, поджав колени к животу и спрятав лицо в ладонях, глухо застонала: — Гад… Гад… Ненавижу… Он тогда за стеной… Я всё слышала…

— Успокойся, Вэлэри… — Графиня гладила её по плечу. — Всё проходит… Утром я скажу, чтобы он съехал, хорошо?

— Иди, скажи сейчас.

— Сначала нам нужно с ним поговорить. Ты же помнишь, что мы собирались поехать к нему… Насчёт сына Брунса… А Бригахбург здесь и не нужно никуда ехать. Это удача!

— Какая, к чёрту, удача?!

— Понимаешь меня, Вэлэри… — Гладила подругу по голове. — Да перестань, наконец, ругаться! Ты должна быть выше этого. Ты — пфальцграфиня.

— Плевать!

— Успокойся, соберись с мыслями. Завтра мы должны быть убедительными.

— Мы? — перекатилась на спину. — Я не пойду с тобой.

— Что? Почему?

— Ты понимаешь, о чём просишь? Пусть с тобой пойдёт Эрих.

— Ты же видела его, Эриха. Хорошо, если он к обеду проспится. Бригахбурга нужно перехватить утром. Он может уехать по делам и не вернуться.

— Пусть катится ко всем чертям!

— Ты обещала помочь мне уговорить его. Одна я не сумею. Только ты знаешь, как с ним разговаривать. Вэлэри, помоги мне убедить его отдать мальчика.

— Я не смогу. Пусть герр Корбл поможет. Он, кого хочешь, уговорит.

— Зачем посвящать в это дело посторонних? Вэлэри, ты обещала мне! — Она всхлипнула, кривя губы. — Если не ты, то кто? У меня, ближе тебя никого нет. Вэлэри, дорогая…

— Я не могу!

— Вэлэри… — Опешившая Хельга, отшатнувшись от подруги, выдавила из себя: — Да ты всё ещё любишь его.

Её тихий голос отрезвил, смысл сказанного дошёл до воспалённого сознания бунтарки.

— Люблю… — шепнула беззвучно. — Люблю, гада.

Подруги, обнявшись, рыдали в два голоса, а в приоткрытое окошко врывалась тёплая майская ночь, наполненная дурманящим запахом сирени, цветущей за высоким забором на соседнем участке, заросшем непроходимыми густыми зарослями, и сумасшедшие звонкоголосые соловьи вплетали свою трель в скорбные звуки плача.

Она лежала с открытыми глазами, и горячие слёзы проделывали бороздки на холодных щеках. Рядом, обняв её, спала Хельга, не пожелавшая оставить подругу одну. Ей тоже пришлось несладко. Вспомнив Брунса, графиня плакала, уверяя, что была бы счастлива, если бы он был жив.

— Главное, чтобы ему было хорошо, — шептала она, уткнувшись в плечо Наташи, поглаживая его. — Любовь?.. Люби. Преодолей боль утраты и отпусти любимого. Если ему хорошо, значит, хорошо и тебе. Неважно, кто дарит ему радость — ты или другая. Главное, ему хорошо. Пожелай ему счастья. Ничего страшнее смерти нет.

Наташа утешала подругу, та утешала её. Душа млела от бессилия и боли. В горле клокотали слёзы. Отпустить боль? Пожелать изменнику счастья? Как не злиться и не жалеть себя? Господи, за что ей всё это? Где взять силы выстоять в этот раз, когда нет желания дышать, двигаться, жить. Мужчины предают и уходят. Ты остаёшься один на один с их предательством, со своей болью, с которой срастаешься, и она становится частью твоей жизни. Она гложет тебя изнутри, калечит, убивает.