Легенды и здравый смысл в один голос твердили, что я должен отплевываться и кашлять, пытаясь избавиться от вредного вещества. Должна была подступить тошнота, закружиться голова. Сначала я действительно ощутил некоторый дискомфорт, как если бы я слегка подпалил или обжег язык, а необычность ощущений – толщина сигары, плотность дыма, густого, как шоколад, – заставила меня испугаться за свое здоровье. Но несмотря на это не такое уж и неприятное пощипывание языка, я впервые затянулся сигарным дымом и почувствовал, что попробовал нечто столь же приятное, как первый глоток хорошего мартини. Громила убрал огонь, и я затянулся еще, откинулся на спинку кресла и выпустил невиданное количество дыма. Удивительно однородный и в некотором смысле скорее почти прохладный, чем горячий, дым отдавал вкусом вереска, глины, сморчка, оленины и какой-то характерной специи, напоминающей кориандр. Я повторил те же действия, и результат оказался еще более приятным – на этот раз я почувствовал легкий привкус черного масляного соуса.

– Могу честно признаться, – заявил я своему клиенту, – это лучшая сигара, что мне приходилось курить.

– Не сомневаюсь, – ответил мистер Артур «Это-Здание-Нужно-Снести» К*** и тут же вручил мне еще три таких же бесценных предмета. Затем мы обратились к приливным волнам денежных средств и взаимосвязанным корпорациям-пустышкам, каждая из которых защищала целый ряд других, скрывавшихся на более низких уровнях, как китайские коробочки.

Таинственные джентльмены все как один ценили определенные церемонии, такие как появление посреди беседы кофе эспрессо в крошечных фарфоровых чашках и в сопровождении бисквитов. И пока кофе и бисквиты поглощались, о делах забывали, а разговор, как правило, переходил в область ребусов семейной жизни. И поскольку мне о семье рассказывать было нечего, а мистер Артур «Это-Здание-Нужно-Снести» К***, подобно таким же, как он, был щедро одарен дедушками, бабушками, мамами, папами, дядями, тетями, сыновьями, дочерями, племянниками, племянницами, внуками и внучками, его замечания относительно этого генеалогического гобелена представляли собой монологи, в которых моя роль сводилась к кивкам и поддакиваниям. Поскольку деятельность, которую вели таинственные джентльмены, была сопряжена с похоронами сильнее, чем другие занятия, эта тема зачастую не сходила у них с уст. Отпивая малыми глотками свой эспрессо и откусывая столь же малые кусочки своих любимых сладостей («Гидрокс и Милано»), мой клиент оказывал мне честь ожидаемыми похвалами своему сыну, Артуру-младшему (магистратура Гарвардского университета, английская литература), жалобами на дочь Фиделию (трижды выходила замуж, ума так и не набралась), одами внукам (Сайрусу, Тору и Гермионе – гению, мечтателю и тирану, соответственно), а затем связал вместе две свои неизменные темы воспоминаниями о неуместном поведении Артура-младшего на похоронах дяди моего клиента и важную фигуру, благодаря которой семья Артура-старшего возвысилась до таких высот, – мистера Винсенте «Вафлю» К***.

Переход к анекдоту сопровождался обезглавливанием и зажиганием очередной великолепной сигары, и я жадно последовал примеру.

– У Артура-младшего голова на месте, и семейные ценности он понимает как надо, – рассказал мой клиент. – Всю школу проучился на «отлично», женился на честной женщине со своими деньгами, уже три прекрасных ребенка, старику остается только гордиться. Он у меня трудяга. С утра до ночи от книг не отрывается, не парень, а ходячая энциклопедия, и эти профессора в Гарварде его любят. Парень знает, как себя вести, да?

Я кивнул и снова затянулся ароматным дымом.

– Так вот, приходит он на похороны дяди Винсенте, совсем один – меня это сразу насторожило. И помимо всего прочего, не проявляет должного уважения к старому Вафле, а ведь это был ого какой мужик! Кое-кто до сих пор мочится кровью из-за того, что сорок лет назад не так на него посмотрел. И помимо всего прочего, мне не понравилось, что из-за того, что он не привел с собой семью, я не мог сказать друзьям и коллегам, мол: «Смотрите, вот Артур-младший, мой гарвардец, и его жена Хантер, чьи предки появились здесь, наверное, еще раньше того сброда с «Мейфлауэра»[103], и его трое детей – Сайрус, мелкий паршивец, который уже умнее своего отца, Тор, который витает в облаках, и это нестрашно, такие люди нам тоже нужны, и Гермиона, на которую только посмотрите и сразу поймете, что она коварная как змея и когда-нибудь будет править миром». Так я ему и говорю: «Артур-младший, что, черт возьми, случилось, остальные что, на поезде врезались или как?». А он мне: «Нет, пап, просто не захотели приходить, эти большие семейные похороны их не очень-то радуют, они не любят, когда их фотографируют, а потом показывают в шестичасовых новостях». «Не захотели приходить? – говорю. – Это еще что за чушь? Значит, ты должен был заставить их прийти, а если бы кто-то стал фотографировать их против их воли, то мы бы об этом позаботились, это вообще не проблема». И продолжаю в том же духе, даже говорю: «Что толку от Гарварда и всех твоих книг, если они тебя этому не научили!». Потом, наконец, мать Артура-младшего мне говорит: «Заткнись уже, ты этим делу не поможешь».

И что же происходит потом? Вместо того чтобы поступить по уму, я только распаляюсь, мол: «Это я тут оплачиваю счета, а этот ваш Гарвард высасывает деньги похлеще любого казино, и если хотите найти самого отъявленного преступника, возьмите любого бостонского белого протестанта в галстуке-бабочке!». И вдруг смотрю, меня никто не слушает! Я и сейчас уже из себя выхожу, Дьякон, из-за этих похорон дяди Винсенте. И вместо того чтобы поддержать меня, его мать говорит, что я тут делу не помогу! А я кричу: «Может, ты хочешь помочь? Так езжай и приводи сюда его жену и детей, не то я пошлю за ними Карло и Томми». И вдруг я уже впадаю в такое бешенство, что думаю, эти люди пытаются меня оскорбить, и думаю: они что, думают, это сойдет им с рук? Потому что те, кто меня оскорбляет, не делают этого дважды. А потом до меня доходит, и я делаю, что она сказала, и замолкаю, но уже было поздно: я перешел черту, и все это понимали.

Артур-младший уехал к себе, а его мать потом не говорила со мной весь остаток дня. Единственное, что из всего этого меня радует, это то, что я не вспылил там, где это мог видеть кто-то еще. Дьякон, ты, я знаю, из тех, кто и не подумает угрожать своей семье, но если вдруг такое случится, сделай себе одолжение и закури вместо этого гаванскую сигару.

– Уверен, это превосходный совет, – заметил я.

– В общем, ты знаешь, как говорится: боль быстро проходит. И это правда так и есть. Так что я успокоился. А похороны дяди Винсенте удались на славу. Можно было подумать, хоронили папу римского. Когда все пошли к лимузинам, оказалось, что Артур-младший сидит на стуле возле церкви и читает книгу. «Спрячь это в карман, – говорю ему. – Если хочешь делать домашнее задание, делай его в машине». Он отвечает, что это не домашнее задание, но все равно прячет книгу, и мы отправляемся на кладбище. Его мать всю дорогу смотрит в окно, а малой опять начинает читать. И я спрашиваю: «Что это, черт возьми, за книга такая, что не можешь ее оставить в покое?». Он отвечает, но для меня это как что-то на другом языке, а такое часто бывает, когда дети читают беллетристику: половина названий для нормального человека вообще не имеет смысла. В общем, приезжаем мы в Куинс, треклятое кладбище там размером с Ньюарк. Повсюду ФБР и журналисты, и мне уже кажется, может, Артур-младший не так уж и неправ – Хантер, наверное, терпеть не может, когда ФБР ее снимает, а маленькая Гермиона могла напасть на кого-то из них сзади и стащить бумажник. И я ему говорю: «Артур-младший, прости за случившееся». А он, умник гарвардский, мне: «Я и не поверил всерьез, что ты собираешься уложить меня в одну могилу с дядей Вафлей». Когда все закончилось, мы вернулись в машину, и он опять достал книгу. Потом мы приехали, а он куда-то исчез. У нас в доме целая толпа. Еда, вина, политики, старые знакомые из Бруклина, люди из Чикаго, Детройта, Лос-Анджелеса, кинорежиссеры, копы, актеры, о которых я никогда не слышал, священники, епископы, парень от самого кардинала. И все меня спрашивают: «Где же Артур-младший?». Я поднимаюсь наверх, чтобы выяснить. А он в своей старой комнате, читает ту книгу. Я ему: «Артур-младший, люди спрашивают о тебе, я думаю, тебе бы стоило сейчас выйти к гостям». «Сейчас спущусь, – говорит, – я только что дочитал. Вот, посмотри, тебе, наверное, понравится». И дает мне книгу, а сам выходит из комнаты. И мне интересно, что это, черт возьми, такое? Забираю ее себе в спальню и бросаю на столик. Потом, часов в полдесятого-одиннадцать, когда все ушли, малой полетел обратно в Бостон, дома убрали, а в холодильнике еще осталось столько еды, что можно было накормить всю эту толпу еще раз, я ложусь в кровать. Мать Артура-младшего со мной до сих пор не разговаривает, так что я беру книгу. Герман Мелвилл – так зовут парня, который ее написал. А рассказ, который читал малой, назывался «Писец Бартлби». Ну и я решил почитать. А что, черт возьми? Ты же парень умный, читал его когда-нибудь?