V

Какую бездну позора сейчас мне предстоит описать, какое унижение подстерегало меня на каждом шагу! Было не позднее пяти минут седьмого, когда я узнал об уходе своего самого ценного клиента, и такой поворот событий определенно вел к потере всех его таинственных друзей и порядка сорока процентов нашего годового дохода. Подавленный, я допил свой бокал голландского джина, не заметив, что уже сильно превысил свою норму. Затем осмелился зайти за ширму, сумел там откопать еще одну флягу, налил себе еще и выпил залпом, пытаясь убедить себя с помощью расчетов, что: а) предполагаемое снижение годовой прибыли не может быть таким страшным, как я опасался, и б) даже если и так, бизнес может быть продолжен в прежнем виде без урезания зарплаты, сокращения штата и снижения неденежных выплат. Несмотря на мои изощренные манипуляции, расчеты отрицали «а» и смеялись над «б», говоря, что мне еще повезет, если я сумею удержать, а не потерять оставшиеся шестьдесят процентов доходов. Я положил голову на стол и попытался выровнять дыхание. Когда я услышал, как фальшиво напеваю «Пребудь со мной», то понял, что пора уходить домой. Я встал на ноги и принял неудачное решение выйти через общий вход. Я полагал, что, осмотрев, предположительно, пустые помещения, смогу подумать над тем, от каких из них лучше отказаться.

Зажав флягу под мышкой и сложив в карман пять или шесть последних сигар из коробки, я вышел в приемную миссис Рампейдж. Услышав музыку, шипящую из радиоприемников уборщиков, я стал двигаться по коридору с повышенной осторожностью. Было темно, но свет проливался из открытой двери футах в тридцати передо мной. Периодически врезаясь плечом в стену, я сделал целебный глоток женевера. Добравшись до открытой двери, понял, что это кабинет Гиллигана. Музыка шипела из его звуковой системы. «Для начала мы избавимся от нее», – сказал я себе и выпрямился, чтобы достойно пройти мимо его двери. Поравнявшись с ней, я заглянул в кабинет и увидел, что мой младший партнер сидел без пиджака и с развязанным галстуком, развалившись на диване рядом с тощим безобразником, обладателем лаймово-зеленого вихра на голове, неизвестно почему одетым в облегающий костюм в полоску, как у зебры, с множеством цепей и застежек. На заднем плане располагались сомнительного вида существа обоих полов. Гиллиган повернул голову, начал было улыбаться, но, поняв, что это я, окаменел.

– Спокойно, Гиллиган, – сказал я, пытаясь произвести впечатление трезвого старшего, наделенного отцовской властью.

Я припомнил, что у моего партнера была назначена поздняя встреча с самым успешным музыкантом, певцом, чья группа продавала миллионы пластинок в год, даже несмотря на нелепое название – то ли «Собачьи фекалии», то ли «Ректальные клапаны», то ли что-то еще в этом роде. Мои расчеты указывали на то, что клиент Гиллигана, которого звали Сирил Футч, вскоре должен был стать ключевым для поддержания моей фирмы на плаву. А поскольку мелкий клювастый петух глядел на меня с явной прохладой, я решил внушить ему уважение, которое ему полагалось как клиенту фирмы.

– Уверяю вас, нет повода для тревоги, определенно нет, более того, Гиллиган, знаете, я рад ухватиться за возможность познакомиться с вашим гостем, которому мы с удовольствием готовы помочь советом и все такое.

Я говорил с серьезностью, стараясь отчеканивать каждый слог, несмотря на трудности, что возникали у меня с языком. За время, пока я произносил это изречение, Гиллиган успел вернуться к жизни. Он заметил у меня под мышкой бутылку и зажженную сигару между пальцами правой руке – сам я совсем о них позабыл.

– Да, курить теперь можно, – сказал я. – Все равно правило было дурацкое. А как насчет выпить с шефом?

Гиллиган вскочил на ноги и, шатаясь, подошел ко мне.

То, что было после, похоже на серию отдельных картинок. Я помню, как Сирил Футч удерживал меня на ногах, пока я рассказывал о преданности, с которой мы готовы охранять его богатство, а еще как он упорно настаивал, что его на самом деле звали то ли Саймон Галч, то ли Сидней Мач, то ли как-то в этом роде, а потом он повалил меня на диван. Помню странного мальца с татуировками на голове по имени Пус (какой-то Пус был записан в тот день на прием, но я не уверен, что это был он), который принял от меня сигару и съел ее. Помню, как затянулся сигаретой ухмыляющегося Гиллигана и пил из бутылки, на дне которой валялся мертвый белый червяк, и нюхал белый порошок по совету женщины из «Фекалий» или «Клапанов», а еще в полураздетом виде пел «Старый крест». И как сказал какому-то блестящему от осыпавшейся косметики лицу, что «проникаюсь такой музыкой». А другая женщина из «Фекалий» или «Клапанов», которая постоянно находилась в состоянии бурного веселья и которую я нашел привлекательной, помогла мне забраться в лимузин и по дороге домой играла многочисленными кнопками и рычажками. Когда мы поднялись по ступенькам, она взяла ключ из моей дрожащей руки и с ликованием вставила его в замок. Остальное – скрыто во тьме.

VI

Какое-то подобие сознания вернулось ко мне с пощечиной, приглушенными криками женщины рядом со мной и возникшей в поле зрения головой в котелке.

– Давай в душ, чертов идиот! – прорычала голова.

Когда второй нападавший потащил женщину – которая, как я думал, была Маргаритой, – она завыла. Я попытался вырваться из рук, державших меня за плечи, но мне сжали затылок.

Когда я в следующий раз открыл глаза, то уже стоял голый и дрожал под натиском холодной воды в окружении мраморных стен моей душевой. Чарли-Чарли Рэкетт смотрел на меня с явным отвращением, прислонившись к открытой двери.

– Мне холодно, Чарли-Чарли, – сказал я. – Выключи воду.

Он протянул мне руку и превратился в мистера Треска.

– Я включу теплую, но вы нужны мне трезвым, – проговорил он.

Я свернулся калачиком.

Затем я уже стоял на ногах и стонал, потирая себе лоб.

– Душевое время вышло, – сказал мистер Треск. – Выключайте водичку.

Я сделал, что он велел. Дверь открылась, и на мое левое плечо легло развернутое банное полотенце.

Мистер Треск и мистер Тумак, сидя рядом на диване в спальне и слабо освещенные лампой, наблюдали, как я подходил к кровати. На полу между ними стояла черная кожаная сумка.

– Джентльмены, – проговорил я, – хотя я в данный момент не в силах подобрать слов, чтобы объяснить состояние, в котором вы меня нашли, я надеюсь, ваше добродушие позволит не принимать… не учитывать… того, что я, должно быть, совершил… Не могу точно припомнить обстоятельств.

– Девушку мы выставили, – сообщил мистер Треск. – По этому поводу вам не стоит беспокоиться, сэр.

– Девушку?

Я вспомнил гиперактивную особу, игравшую с рычажками в задней части лимузина. Фрагменты воспоминаний о произошедшем в кабинете Гиллигана вернулись ко мне, и я громко застонал.

– Не слишком чистая, но довольно мила для оборванки, – продолжил мистер Треск. – Из тех, кто не желает обучаться социальным навыкам. Непритязательна в манерах. Несдержанна в выражениях. Чужда дисциплине.