– удивительно, – заключает, впрочем, совершенно спокойно. Никакого изумления не выказывает. – Неудивительно то, что твоя фальшивая чистота ослепила моего сына. Мужчины перед вот этим сочетанием невинности и порока крайне слабы. Ты прекрасно играешь, куколка. Но лично я этот паталогический разврат больше терпеть не намерена. Найди себе другой член. С деньгами это будет еще легче. Не пропадаешь. Будешь умницей, я тебе даже помогу на новом месте устроиться. ВУЗ, жилье, нужные связи – все. В любом городе страны. Чувствуешь вес?

Меня эти ядовитые копья уже попросту насквозь пронизывают.

– Да что вы такое говорите?! – выкрикиваю, забывая о том, что Сашиной маме нельзя нервничать. Не могу об этом думать тогда, когда она разодрала мне всю грудь. – Вы обо мне ничего не знаете. Вы не знаете меня!

Вспышка моей боли не вызывает у Людмилы Владимировны ни единой эмоции.

– Бестолковая девчонка. Для Саши ты просто подстилка. Со мной же тебе ни ума, ни сил не хватит тягаться, – бьет словами так же уверенно. – Я знаю о тебе все. Абсолютно. От рождения до сегодняшнего дня. А вот ты, блаженная ты идиотка, не имеешь представления, с кем связалась. Не пойдешь навстречу, я тебя размажу. Ты у меня, если не уедешь из города, либо в дурку, либо за решетку загремишь. Сейчас я настроена очень и очень серьезно. Лучше тебе понять это и воспользоваться моим первым предложением. Прекрати разрушать нашу семью.

Меня начинает трясти. Не только от обиды. Ко всем моим сумасшедшим эмоциям примешивается настоящее чувство страха. Понимаю, что Людмила Владимировна банально запугивает, но звучит она при этом настолько убедительно, что невольно веришь каждому, мать ее, слову.

– Никаким предложением я пользоваться не буду! И с вами… больше не желаю разговаривать, – резко выдергиваю из ее грубых лап руку. Она, естественно, не отпускает сразу, но и я не сдаюсь. Плевать на то, что Сашина мама в прямом смысле расцарапывает мне кожу. Вырываюсь и отхожу в сторону. – Когда-нибудь вы поймете, что были неправы. Надеюсь, это осознание причинит вам хотя бы малую часть той боли, что вы сейчас абсолютно незаслуженно доставили мне. Прошу прощения за то, что вы сегодня увидели, и за то, что я сама по себе вам так неудобна. Но лично я вас никогда не прощу. Все, что вы сказали, просто бесчеловечно.

Разворачиваюсь и ухожу в ванную.

Лишь прислонившись к запертой на замок двери, позволяю себе заплакать. Тихо, практически беззвучно. Но очень-очень горько.

Я хоть и воспитывалась чересчур строгой матерью, с подобной жестокостью в своей жизни не сталкивалась. Ни одна пощечина, ни одно злое слово, ни одно маниакальное наказание не сравнится. Людмила Владимировна разорвала меня на кусочки.

Не знаю, что с этим делать.

Не знаю… Не знаю… Не знаю…

Он ведь мое небо… Господи, да весь мой мир!

Должна признать, как-то так случилось, что Сашины чувства стали важнее моих собственных. Я не могу пожаловаться ему на мать. Ее ведь он тоже любит. Он беспокоится о ее здоровье. Не хочу, чтобы злился и ругался с ней из-за меня. Если вдруг новый приступ случится, ни я, ни он себе этого не простим.

Может, у нее непорядок с головой?! Мало ли, какие сосуды там во время микроинсульта лопались… С виду здоровая, а сама – двинутая?

Боже, что я такое думаю? Как не стыдно!

Просто не осталось стыда. Слишком больно эта женщина мне сделала.

Из-за двери начинают доноситься голоса. Один – родной, второй – ненавистный… Я беру себя в руки. Умываюсь яростно. Решительно смотрюсь в зеркало. Стискиваю кулаки. Приказываю телу остановить дрожь.

Обещаю себе, что не поддамся на манипуляции Людмилы Владимировны. Не позволю себе расстраиваться. Больше ни минуты. Пусть эта стерва думает, что ее травмированному мозгу угодно. Мне всегда было плевать на мнение посторонних людей. Что ж, она не станет исключением. В конце концов, общаться с ней Саша меня не заставляет. Теперь понимаю, что держать меня подальше от семьи – разумное решение со стороны Георгиева. Он пришел к нему, как только наши отношения стали настоящими. Потому что нет больше цели – насолить родителям. Теперь он меня оберегает. И я с благодарностью позволю ему делать это дальше.

– Сань, – окликаю нежно и якобы беззаботно.

Кто бы только знал, чего мне эта легкость стоит!

– Куда-то собралась? – оценивает Сашка мой внешний вид.

Я улыбаюсь и, минуя застывшую рядом с ним мать, обнимаю его. Кажется, она слегка офигела. Прищурилась-то как… Гадюка! И ей ухмылочку дарю. Все равно ведь отношение ко мне не изменит.

– Саш, мне тут Лиза звонила, – опираюсь на правду, но по факту просто рвусь сбежать. Ненадолго, конечно. Успокоиться нужно. – В общем, Лиза хочет заехать домой за какими-то вещами. Помогу ей собрать. Да и поболтаем. Соскучилась по ней. Расспрошу, не обижают ли ее в доме Чарушина… – лазерные прицелы на будущую свекровь. – Ну и… Все такое.

– Настолько серьезно? – выплевывает эта мегера нейтральным тоном. – Твоя сестра уже живет у Чарушиных? – спрашивает и вдруг, покачивая головой, смеется. – Господи… Вот это девки!

– Мам, – тотчас одергивает Сашка.

– Да я же так… Удивилась, – притискивает к груди ладонь. – Все понятно, конечно. Татьяна в принципе бесхарактерная, а Артему не до сына сейчас. Вернулись из онкодиспансера, как с того света… И нате вам – неждачник.

– Мам, – повторяет Саша жестче.

Наконец, она, взмахнув рукой, затыкается. Я же с огромным трудом молчу. За себя как за себя, а вот за сестру… Готова вцепиться этой женщине в лицо. Если бы не Саня, точно бы не сдержалась.

Слава Богу, в этот самый момент пиликает мой мобильный.

– Такси подъехало, – извещаю я.

– Зачем ты вызвала такси? – хмурится Сашка. – Я сам тебя отвезу.

– А как же я? – тут же вставляет его мать.

– А как же мама? – повторяю с натянутой улыбкой я. Очень горько на душе в этот момент становится, но я, конечно, скрываю. – Отвезешь мамулю, Сань. И заберешь меня. А туда я как-то сама.

Сашка очень недоволен таким раскладом. Не возражает только потому, что Людмила Владимировна, едва я отхожу, вцепляется ему в руку, будто бы у нее голова закружилась. Хотя, возможно, и правда ослабла. Я просто предвзято к ней отношусь.

Господи, надеюсь, я не заставила ее