мою стопу. Подозреваю, что изначально намеревался подтянуть, как ему удобно, к краю. Но вот он хмурится и притормаживает.

– Ты замерзла? Ноги ледяные.

– Не знаю… Может, немного… – шепчу, как и всегда, смущенная его заботой сильнее, чем пошлостями, которые он выдает.

Для меня это так непривычно. Возможно, потому что когда-то я в подобной опеке нуждалась критически, а не получив, сформировала против этого какие-то не совсем нормальные защитные реакции.

Пытаюсь выдернуть ногу из Сашиных рук. Только он не отпускает. Разминает пальцы, растирает ступню и даже… Наклонившись, согревает стопу потоком своего дыхания и неторопливо целует.

Это слишком… Слишком смущающе для меня.

– Кхм… Ты не должен… – пищу и задыхаюсь.

Он ведь вскидывает взгляд и смотрит мне в глаза.

Принимаю этот контакт и понимаю, что Людмила Владимировна реально может идти на хрен. Он мой. Весь. Без остатка.

Втягивая мелкими частыми вдохами воздух, позволяю Саше прижать обласканную им ногу ступней к твердой и горячей груди и приняться за спасение моей второй стопы. С ней он действует еще медленнее, еще нежнее. Вздрагиваю и тихонько стону, когда он вбирает в рот мизинчик. Не выдерживая запредельной интимности момента, со вздохом прикрываю глаза.

Все, что я вижу – темнота за моими веками. Все, что слышу – звуки поцелуев, мягкие стоны и знатно учащающееся дыхание.

Лежу неподвижно, пока Саша не двигает меня по кровати и не ложится сверху.

– Ты безумно сладкая… Безумно вкусная… Я продолжаю сходить с ума… Со скоростью света, блядь…

Я расплываюсь в улыбке, прежде чем приоткрываю глаза.

– Люби меня, Санечка… – шепчу, обхватывая его лицо ладонями.

– Как именно тебя сегодня любить, м?

Содрогаюсь, когда он невесомо губ касается. По всему телу разбегаются колючие мурашки. Кажется. Это пузырьки того шампанского, что пила за обедом, выход ищут. Лопаются под моей кожей и повышают степень опьянения.

– Что там еще в твоих книжках пишут, Солнышко? Что бы ты хотела попробовать?

И снова я вся с головы до ног краснею.

– Мм-м… Ты дол-жен с-сам… – начинаю заикаться.

Сашка приглушенно смеется.

– Что сам?

– Сам должен проявить инициативу… Со мной можно… – нахожу его глаза. Выдерживаю хмельной и порочный взгляд. – Со мной можно делать все…

– Да? – изгибая брови, ухмыляется, блин, как Люцифер. – Малышка, ты не выглядишь той, с которой можно делать все.

Я немножко обижаюсь. И даже сержусь.

– Это обман твоего восприятия, – пытаюсь выглядеть уверенно и так же соблазнительно.

Но Сашка снова смеется.

– Не сбежишь?

– Са-а-аша… – выдыхаю растерянно. В эмоциях своих путаюсь. Поэтому предупреждаю: – На всякий случай, держи крепче.

– Соня, – то ли рычит, то ли шипит мой принц.

Кусается, заставляя меня визжать во всю силу легких. И на эту реакцию он снова смеется.

– Знаешь, что я точно понял, Соня-лав? – шепчет, едва я притихаю. В глаза смотрит, когда заявляет: – Ты любишь, чтобы я доминировал и заставлял тебя подчиняться.

– Да… – не могу не согласиться. – А ты? Что любишь ты, Саша-лав?

– Мм-м… Все в тебе, очевидно же, – отвечает с улыбкой, но явно серьезно.

– Нет… – стесняюсь пуще прежнего. И все же уточняю: – Как тебе больше всего нравится? Ну… Поза, Саш… Какая твоя любимая?

Он ухмыляется.

– По-разному нравится. Главное, с тобой.

– Черт… Ну, все равно же какая-то особенно острые ощущения вызывает… – настаиваю я, игнорируя, как при этом дрожит и срывается голос.

– А у тебя какая? – явно продолжает забавляться моим смущением.

– Эм-м… Ну, я люблю, когда ты сверху, как сейчас… – ненарочито топлю его в своей нежности. Слишком много ее во мне сейчас. Выдаю и тоном, и прикосновениями, и, я уверена, взглядом. – Люблю чувствовать тебя всем телом, видеть твое лицо в процессе, слышать и ощущать, как ты дышишь… Обниматься и целоваться… Это заставляет меня больше и больше тебя любить… А еще… В этой позе в зеркале над нашей кроватью… – оговорочка по Фрейду. Я уже все у него своим считаю. И не из корысти, а потому что рядом с Сашей я, подобно ему, становлюсь жуткой собственницей. – Эм-м… То есть, в зеркальном потолке твоей спальни я обожаю разглядывать твои спину, ноги… Эм-м… Твои ягодицы… Когда ты двигаешься глубоко внутри меня… Как ты это делаешь… Мм-м… Я чувствую и вижу тебя всего… И это потрясающе… Вот… – вздыхаю в конце с таким чувством, словно сейчас сознания лишусь.

Но рада, что смогла все это произнести. Поделилась, потому как, мне кажется, это важно слышать.

Должна заметить, мой Георгиев краснеет.

Это удивительно. И это, конечно же, не столько смущение, сколько довольство.

– Интересно, – протягивает он.

– А ты? – снова докапываюсь.

Хочу ущипнуть в районе ключицы. Но у него там такая упругая и плотная кожа, что собрать ее попросту невозможно. Поэтому я спускаюсь ниже и сжимаю пальцами его почти плоский крошечный сосок.

– А-а-а-а! Блядь! – первая его реакция криком идет. Я резко хохотать начинаю, и он, естественно, через пару секунд следом за мной смеется. – Блядь… Не делай так больше никогда.

– Почему? – продолжаю хихикать.

Уж очень мило он сейчас выглядит. Покрылся красными пятнами. Глаза стеклянные. Но за всем этим – ненасытная похоть. И любовь, безусловно.

– Блин… Да потому что я мужик, Сонь!

– Я заметила.

– Хватит смеяться.

– А кусать можно?

– Что?

– Твои соски, Саш!

– Блядь… Я тебя сейчас покусаю, Сонь, – сгребает мою грудь в ладони. Сжимает так крепко, что я уже визжу. А уж когда всасывает одну из чувствительных вершинок в рот, откровенно кричу. – Замучаю тебя.

И не лукавит. Насасывает их так жестко, что я едва не плачу. Постанываю, теряясь на грани удовольствия и боли. В некоторые моменты даже кажется, что я от этого воздействия либо кончу, либо описаюсь. Хочется, конечно же, взорваться. Но Саша не трогает меня между ног. И не позволяет тереться о себя клитором. Перекидывая ноги, заставляет меня сдвинуть бедра вместе и в этом положении блокирует.

А потом… Когда мои соски уже пылают огнем, отстраняется и перемещается. Заставляя меня сжать груди ладонями, вставляет между ними свой член и начинает таким образом трахать. Это длится недолго. Я даже не успеваю понять, что по этому поводу думаю, как Сашка сжимает пенис