Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ровно год спустя 61-летний Сарджент начал писать портрет 77-летнего Рокфеллера в Ормонд-Бич, придав ему непринуждённую позу и мечтательный вид. Портрет понравился, и Джон Д. охотно позировал для второго, уже в Покантико. Выполненный в той же манере (на тёмном фоне, без всякой парадности), этот образ получился совсем другим. «Он показался мне похожим на старого средневекового святого с печатью ума на челе, — вспоминал художник. — Я был поражён прежде всего его породистой внешностью, утончённостью его типа — тонкого, глубоко аскетического типа… и его доброжелательным выражением».
Сарджент порекомендовал 32-летнего скульптора Пола Мэншипа, недавно вернувшегося из Европы, приверженца классической простоты и любителя античной мифологии. Рокфеллер и ему показался необыкновенным человеком из другого времени: «Я сказал себе: если бы он жил в Средние века, то был бы римским папой». Во время сеансов в Лейквуде и Покантико Рокфеллер развлекал художника рассказами о своём прошлом. «Он повторил мне несколько раз, что, как он считает, приобретённое им состояние было даровано ему как ответственность и что он может использовать его лишь во благо человека», — рассказывал позже Мэншип. Он изваял два бюста Джона Д.: на одном его лицо обращено кверху, взгляд устремлён в небеса, а на втором губы крепко сжаты, лицо напряжено, взгляд прямой. Стоя рядом, они образуют комплексный портрет Рокфеллера, разрывающегося между земной юдолью и мечтой о райском блаженстве.
В январе 1917 года британские спецслужбы перехватили и расшифровали телеграмму германского министра иностранных дел Артура Циммермана послу в Вашингтоне о том, что в случае отказа США от позиции нейтралитета в связи с возобновлением подводной войны в Атлантике Германия окажет финансовую помощь Мексике, пообещав ей вернуть после войны Техас, Новую Мексику и Аризону[51]. Это был уже казус белли; Джон П. Морган и фонд Карнеги, давно наседавшие на Вудро Вильсона, побуждая его вступить в войну (чтобы заработать на производстве оружия), получили крупный козырь. Вильсон, всего несколько месяцев назад переизбранный президентом под лозунгами «Он не втянет нас в войну» и «Америка прежде всего», был вынужден резко изменить внешнеполитический курс. В конце февраля в России произошла революция; 9 марта США признали Временное правительство; теперь демократ Вильсон уже не мог объяснять неучастие в войне нежеланием сделаться союзником самодержавной монархии. 6 апреля США объявили войну Германии. А 11 дней спустя скончался Фрэнк Рокфеллер, и его смерть положила конец «холодной войне» между братьями.
«Я лучше буду на своём западном хуторе в 150 акров есть обычную хуторскую еду, чем жить, как Джон Д. в его дворцах, — утверждал Фрэнк в 1913 году. — Его жизнь — сущий ад. Он самый одинокий человек на земле». Но два года спустя его последний буйвол был продан с аукциона. Без материальной поддержки со стороны братьев семья бы не выжила. Тем не менее Фрэнк продолжал упорствовать, уверяя, что любит животных больше родственников. Попытки семейного примирения, предпринятые Уильямом летом 1916 года, результатов не дали. В начале следующего года Фрэнка хватил удар. И всё же, как рассказал позже один его близкий друг, он до последнего вздоха больше всего боялся, что к нему приедет Джон. Он завещал похоронить себя отдельно. Братья приехали на похороны в Кливленд. Джон, писала пресса, выглядел «усталым и измождённым». Вдова Фрэнка Хелен и их три дочери не собирались враждовать с родственниками и после похорон очень сердечно приняли Джона Д. в своём доме. Он списал всё, что покойный брат был ему должен; но на следующий год ранчо всё же пришлось продать.
Одновременно Джон Д. Рокфеллер создал два трастовых фонда— для Альты и Эдит, внёс на счёт каждого 12 миллионов долларов и с этого момента прекратил выплачивать дочерям содержание.
В последнее время его всё чаще занимал вопрос, чтó думают о нём другие люди. Конечно, никто не судит о нём объективно… В мае загорелый и целеустремлённый Рокфеллер вызвал к себе в Форест-Хилл Уильяма Инглиса, журналиста из «Нью-Йорк уорлд», писавшего о спорте и светской жизни, которого два года назад ему рекомендовал Айви Ли для работы над биографией. «Мы не станем касаться никаких спорных вопросов, — с порога заявил Рокфеллер. — В прошлом на меня вылили много грязи. С тех пор она подсохла и почти вся отвалилась. Поднимать эти вопросы теперь — только оживить ожесточённые споры». В следующие полтора месяца они играли в гольф, и Рокфеллер делился с Инглисом детскими воспоминаниями. Только после этого он согласился ответить на его вопросы, удивляясь сам себе: «Если бы мои старые компаньоны, мистер Флаглер и другие, были живы, они бы сказали: Джон, что это на тебя нашло? На что ты тратишь время!»
…США не готовились к войне, и теперь многое приходилось спешно навёрстывать. Пуэрториканцам предоставили американское гражданство, чтобы они могли вступать в армию. Рэймонда Фосдика назначили председателем Комиссии по деятельности тренировочных лагерей при Министерстве обороны. Её задачей было побуждать солдат, проходящих обучение в лагерях, заниматься физкультурой и другими полезными видами деятельности, чтобы отвратить их от посещения борделей, игорных домов и питейных заведений. С работы в Рокфеллеровском фонде Фосдику пришлось уйти. В июне 1917 года Джон Першинг прибыл во Францию; американский 16-й пехотный полк промаршировал по Парижу, а 4 июля, в День независимости, Першинг вместе с полковником Стэнтоном из Генерального штаба и французским военным министром Полем Пенлеве побывал на могиле маркиза де Лафайета на кладбище Пикпюс. По легенде, тогда и была произнесена фраза: «Лафайет, мы здесь!» — означавшая, что американцы решили отдать долг Франции, в своё время помогшей им завоевать независимость. Правда, ни тот ни другой военачальник позже не мог припомнить, чтобы кто-то её произносил; скорее всего, её придумал репортёр Аристид Веран из «Пти паризьен», опоздавший на мероприятие и не понимавший ни слова по-английски. Фосдика же назначили специальным представителем Министерства обороны во Франции и гражданским помощником генерала Першинга.
Первое время американских солдат использовали только для подкрепления во время военных операций британцев и австралийцев. Помощь США была по большей части материальной. В августе Герберт Гувер возглавил особое ведомство — Администрацию пропитания, — которое начало учить американцев экономить при покупке еды и разводить «огороды победы» для снабжения солдат, а ещё руководило распределением продуктов в масштабах страны и регулировало цены. В Покантико тоже устроили «огороды победы», и Эбби заставляла детей за ними ухаживать. А в доме 4 на Западной 54-й улице разместили отделение Красного Креста, откуда Эбби руководила пятью сотнями