– Ты готов? – спросила Франсуаза.

– Да, – ответил Пьер. В пижаме, с босыми ногами он стоял у двери, приоткрыв ее тихонько. – Ничего больше не слышно, – сказал он. – Я вот думаю, там ли все еще Жербер.

Подошла Франсуаза.

– Нет, совсем ничего не слышно.

– Я пойду посмотрю, – сказал Пьер.

Франсуаза положила ладонь на его руку.

– Осторожней, будет крайне неприятно, если они тебя встретят.

– Нет ни малейшей опасности, – ответил Пьер.

Через полуоткрытую дверь Франсуаза какое-то время следила за ним глазами, потом взяла ватный тампон, пузырек растворителя и принялась тщательно тереть свои ногти: один палец, потом другой палец; по краям оставались розовые следы; если бы можно было сосредоточиться на каждой минуте, никогда несчастье не проложило бы себе пути к ее сердцу, оно нуждается в соучастии. Франсуаза вздрогнула, две босые ноги ступали по полу.

– Ну что? – спросила она.

– Все было совершенно тихо, – отвечал Пьер. Он прислонился к двери. – Они наверняка целовались.

– Или, вернее всего, Жербер уже ушел, – сказала Франсуаза.

– Нет, если бы открывали и закрывали дверь, я бы услышал.

– Во всяком случае, они могли молчать, не целуясь, – возразила Франсуаза.

– Если она привела его к себе, значит, ей хотелось упасть в его объятия, – сказал Пьер.

– Это не обязательно, – заметила Франсуаза.

– Я в этом уверен, – сказал Пьер.

Такой не допускающий возражений тон был ему несвойствен; Франсуаза сжалась.

– Я не вижу Ксавьер, приводящей к себе кого-то, чтобы обнимать его, или тогда уж надо, чтобы этот кто-то был в обмороке. Жербер, вообразивший, будто нравится ей, – да она бы с ума сошла от этого! Ты прекрасно видел, как она возненавидела его, когда заподозрила у него намек на самомнение.

Пьер в упор смотрел на Франсуазу, вид у него был странный:

– Ты не доверяешь моему психологическому чутью? Говорю тебе, они целовались.

– Думаешь, ты непогрешим, но это не так, – сказала Франсуаза.

– Возможно, но зато когда дело касается Ксавьер, ты каждый раз ошибаешься.

– Это еще требуется доказать, – возразила Франсуаза.

У Пьера появилась насмешливая и чуть ли не злая улыбка.

– А если я тебе скажу, что я их видел? – сказал он.

Франсуаза пришла в замешательство: зачем он так разыгрывает ее?

– Ты их видел? – нетвердым голосом переспросила она.

– Да, я посмотрел в замочную скважину. Они сидели на диване и целовались.

Франсуаза чувствовала себя все более неловко. В лице Пьера было что-то лживое, что смущало ее.

– Почему ты мне сразу этого не сказал? – спросила она.

– Мне хотелось знать, доверяешь ли ты мне, – ответил Пьер с неприятным смешком.

Франсуаза с трудом сдержала слезы. Значит, Пьер нарочно хотел уличить ее! Все эти странные ухищрения предполагали враждебность, о которой она никогда не подозревала. Возможно ли, что втайне он питал к ней недобрые чувства?

– Ты принимаешь себя за оракула, – сухо сказала она.

Франсуаза скользнула под простыни, в то время как Пьер исчез за ширмой. У нее перехватило дыхание; после такого спокойного, нежного вечера этот внезапный взрыв ненависти был непостижим, но действительно ли это был один и тот же человек – тот, кто только что говорил о ней с такой заботой, и этот крадущийся шпион, склонившийся у замочной скважины с гримасой обманутого ревнивца? Она не могла справиться с настоящим ужасом, охватившим ее при виде этого упрямого, лихорадочного любопытства. Лежа на спине, она, скрестив руки на затылке, сдерживала свою мысль, как сдерживают дыхание, дабы отодвинуть минуту страдания, однако сама эта судорожная напряженность была хуже, нежели полновластная, беспросветная боль. Она обратила взгляд на подходившего Пьера; усталость расслабила его лицо, не смягчив черты, и под их суровым, замкнутым выражением белизна шеи казалась непристойной. Франсуаза отодвинулась к стене. Пьер лег рядом с ней и протянул руку к выключателю. Впервые в жизни они собирались заснуть, как два врага. Франсуаза не закрывала глаз, ее пугало то, что произойдет, как только она расслабится.

– Тебе не спится, – сказал Пьер.

Она не шелохнулась.

– Нет.

– О чем ты думаешь? – спросил Пьер.

Она ничего не ответила – не смогла бы больше произнести ни слова, не расплакавшись.

– Я кажусь тебе отвратительным, – продолжил Пьер.

Она взяла себя в руки.

– Я думаю, что ты начинаешь меня ненавидеть, – ответила она.

– Я! – воскликнул Пьер. Она почувствовала на своем плече его руку и увидела, как он поворачивает к ней взволнованное лицо. – Я не хочу, чтобы тебе в голову приходили подобные вещи, это был бы самый жестокий удар.

– Такой у тебя был вид, – сказала она сдавленным голосом.

– Как ты могла подумать, что я тебя ненавижу? Тебя?

В его голосе звучало горестное отчаяние, и внезапно, разрываясь между радостью и болью, Франсуаза заметила в его глазах слезы. Не сдерживая больше рыданий, она бросилась к нему: никогда она не видела Пьера плачущим.

– Нет, я так не думаю, – сказала она, – это было бы ужасно.

Пьер прижал ее к себе.

– Я люблю тебя, – тихо сказал он.

– Я тоже тебя люблю, – вторила ему Франсуаза.

Прислонясь к его плечу, она продолжала плакать, но теперь ее слезы были сладостными. Никогда она не забудет, как глаза Пьера увлажнились из-за нее.

– Знаешь, – сказал Пьер, – я солгал тебе.

– Как это? – спросила Франсуаза.

– Неправда, что я хотел испытать тебя; мне было стыдно, что я подсматривал, и поэтому я не сказал тебе сразу.

– А-а! – отозвалась Франсуаза. – Значит, поэтому у тебя был такой двусмысленный вид!

– Мне хотелось, чтобы ты знала, что они целуются, но я надеялся, что ты поверишь мне на слово, и рассердился, что ты заставила меня сказать правду.

– Я подумала, что все это из чистой неприязни, – сказала Франсуаза, – и мне это показалось чудовищным. – Она ласково погладила лоб Пьера. – Мне никогда не пришло бы в голову, что ты можешь испытывать стыд.

– Ты не представляешь, каким гнусным я себя почувствовал, слоняясь по коридору и подглядывая в замочную скважину.

– Прекрасно знаю, страсть – это гнусно, – сказала Франсуаза.

Она успокоилась. Пьер не казался ей больше чудовищным, поскольку способен был трезво судить себя.

– Это гнусно, – повторил Пьер; он пристально смотрел в потолок. – Мне невыносима мысль, что она целуется сейчас с Жербером.