Было безумием – хоть минуту надеяться, что Ксавьер обратится к Франсуазе как к подруге, чтобы облегчить свою душу. В ней было слишком много гордости и слишком мало смелости. Наступило молчание. Франсуаза почувствовала тоскливое сострадание к тому будущему, которое угрожало Ксавьер и которое нельзя было предотвратить. Ксавьер наверняка навсегда потеряет Пьера, да и ее отношения с Франсуазой будут затронуты таким разрывом.

Франсуазе не удастся их спасти, раз Ксавьер отказывается от любого усилия.

– Лабрус ждет нас на обед, – сказала Франсуаза.

Ксавьер отпрянула назад.

– О! Я не хочу идти.

– Почему?

– Я так устала и едва шевелюсь, – отвечала Ксавьер.

– Это не причина.

– Я не хочу. – Ксавьер с затравленным видом оттолкнула Франсуазу. – Я не хочу видеть сейчас Лабруса.

Франсуаза обняла ее. Как ей хотелось бы вырвать у нее правду! Ксавьер не подозревала, до какой степени она нуждается в помощи.

– Чего вы все-таки боитесь? – спросила Франсуаза.

– Он подумает, что я напилась нарочно, из-за предыдущей ночи, ведь я так хороша была с ним, – сказала Ксавьер. – И опять будет объяснение; с меня довольно, довольно, довольно. – Она разразилась слезами.

Франсуаза крепче прижала ее и неопределенно сказала:

– Нечего объяснять.

– Напротив, все надо объяснять, – возразила Ксавьер. Слезы без удержу катились по ее щекам, и все лицо ее казалось некой горестной рыхлой массой. – Каждый раз, как я встречаюсь с Жербером, Лабрус думает, что я плохо отношусь к нему самому и сердится на меня за это. Я не могу больше выносить этого, я не хочу его больше видеть, – воскликнула она в приступе отчаяния.

– Если, напротив, вы встретитесь с ним, – сказала Франсуаза, – если сами с ним поговорите, я уверена, это все уладит.

– Нет, ничего не поделаешь, – отвечала Ксавьер, – все кончено, он меня возненавидит. – Голова ее со всхлипами упала на колени Франсуазы.

Как будет несчастна Ксавьер! И как в эту минуту страдал Пьер! Франсуаза почувствовала, что сердце ее разрывается, и слезы выступили у нее на глазах. Почему вся их любовь служила лишь для того, чтобы мучить друг друга. Теперь их ждал мрачный ад.

Подняв голову, Ксавьер с изумлением взглянула на Франсуазу.

– Вы плачете из-за меня, – сказала она. – Вы плачете! О! Я не хочу.

Она порывисто обхватила руками лицо Франсуазы и стала целовать его с восторженным благоговением; то были священные поцелуи, которые очищали Ксавьер от всякой грязи и возвращали ей уважение к самой себе. Под лаской этих губ Франсуаза ощущала себя до того благородной, до того возвышенной, до того божественной, что сердце ее воспротивилось: ей хотелось человеческой дружбы, а не такого исступленного и властного поклонения, покорным идолом коего ей надлежало быть.

– Я не заслуживаю, чтобы вы плакали обо мне, – сказала Ксавьер. – Я вижу, кто вы и кто я! Если бы вы знали, какая я! И это из-за меня вы плачете!

Франсуаза вернула ей ее поцелуи; несмотря ни на что, именно к ней была обращена эта сила нежности и смирения. Ощущая соленый вкус слез на щеках Ксавьер, Франсуаза вновь воскрешала вспоминание о тех часах, когда в маленьком сонном кафе она обещала себе сделать ее счастливой. Ей плохо это удавалось, но, если бы только Ксавьер согласилась, она любой ценой сумела бы защитить ее от целого мира.

– Я не хочу, чтобы с вами случилось что-либо плохое, – со страстью сказала Франсуаза.

Ксавьер покачала головой:

– Вы меня не знаете, напрасно вы меня любите, вы ошибаетесь.

– Я люблю вас и ничего не могу с этим поделать, – с улыбкой отвечала Франсуаза.

– Вы ошибаетесь, – рыдая, повторила Ксавьер.

– Вам так трудно живется, – сказала Франсуаза. – Позвольте мне помочь вам.

Ей хотелось бы сказать Ксавьер: я все знаю, это ничего не меняет между нами. Но она не могла говорить, не предав Жербера, ее переполняло бесполезное сострадание, не находившее никакой определенной погрешности, за которую можно было бы зацепиться. Если бы только Ксавьер решилась на признание, она сумела бы утешить ее, успокоить; она защитила бы ее даже от Пьера.

– Скажите мне, что вас так волнует, – настоятельно попросила она. – Расскажите мне.

В лице Ксавьер что-то дрогнуло. Франсуаза ждала, не спуская глаз с ее губ; одной-единственной фразой Ксавьер сотворит то, чего так давно желала Франсуаза: всеобъемлющее единение, в котором смешаются их радости, тревоги и муки.

– Я не могу вам сказать, – в отчаянии произнесла Ксавьер. Она перевела дух и более спокойно добавила: – Нечего говорить.

В приступе бессильной ярости Франсуазе захотелось стиснуть руками эту упрямую головку так, чтобы она раскололась; значит, не было никакого способа вынудить Ксавьер к отступлению? Упрямо, невзирая на ласку, невзирая на силу, она по-прежнему замыкалась в своей агрессивной сдержанности. Даже если ей угрожает бедствие, Франсуаза обречена оставаться в стороне, словно бесполезный свидетель.

– Я могла бы вам помочь, я в этом уверена, – сказала она дрожавшим от гнева голосом.

– Никто не в силах мне помочь, – возразила Ксавьер. Откинув назад голову, она кончиками пальцев поправила волосы. – Я уже говорила вам, что ничего не стою, я предупреждала вас, – в нетерпении добавила она, снова приняв непримиримый, безучастный вид.

Франсуаза не могла больше настаивать, это было бы бестактно. Она чувствовала себя готовой безоглядно пожертвовать собой ради Ксавьер, и если бы этот дар был принят, она разом освободилась бы и от себя самой, и от того мучительного чужого присутствия, которое постоянно стояло на ее пути. Но Ксавьер оттолкнула ее. Она соизволила плакать в присутствии Франсуазы, но не разрешила разделить ее слезы. Франсуаза оказалась одна перед лицом одинокого и строптивого сознания. Она коснулась руки Ксавьер, которую обезобразил большой шрам.

– Тот ожог совсем прошел? – спросила она.

– Все в порядке, – отвечала Ксавьер, взглянув на свою руку. – Никогда бы не подумала, что это может причинить такую боль.

– Поэтому вы подвергли ее столь странному лечению, – сказала Франсуаза. Отчаявшись, она умолкла. – Мне пора уходить. Вы в самом деле не хотите пойти к Лабрусу?

– Нет.

– Что мне ему сказать?

Ксавьер пожала плечами, словно вопрос ее не касался.

– Что хотите.

Франсуаза встала.

– Я попробую это уладить, – сказала она. – До свидания.

– До свидания, – отвечала Ксавьер.

Франсуаза удержала ее руку.

– Мне грустно оставлять вас здесь такую усталую и мрачную.

Ксавьер слабо улыбнулась.

– Последствия опьянения всегда таковы, – сказала она. Словно окаменев, она осталась сидеть на краю дивана, и Франсуаза покинула комнату.