– Ты глупая дура, – фыркает он.

– А ты тупой баран. Мы отлично друг другу подходим, но вся суть не в синяках, Лазарро, а в том, что сейчас ты сожалеешь о содеянном. Не отрицай. Ты сожалеешь, как нормальный человек. Все люди совершают ошибки. Когда ты собирал вокруг себя шлюх, то тебе было плевать на то, сколько синяков на их коже оставишь. Но ты уже понял, что я не шлюха. Это нормально менять своё восприятие людей, ведь я тоже его меняю. Я понимаю тебя, но всему когда-нибудь приходит конец. Сам не доводи до этого, и мы выживем оба. – Встаю с кровати и ищу взглядом дверь в ванную. Сейчас самое время уйти туда и хлопнуть дверью, но я не вижу ещё одной комнаты.

– Старое поместье, Белоснежка. Здесь раньше были горшки и никаких раковин, – прыскает от смеха Лазарро. Бросаю на него раздражённый взгляд.

– Когда будешь наказывать себя, то накажи посильнее, чтобы я удовольствие получила на огромном расстоянии от тебя, – фыркаю я.

– Ты же только что убеждала меня, что не стоит этого делать, и ты меня простила, Белоснежка? – прищуривается он.

– А теперь я забираю свои слова обратно. Вот так. Чисто из принципа. Какая тебе разница, что я говорю, если ты всё равно сделаешь так, как хочешь сам.

– А если я сделаю так, как хочешь ты? – интересуется он.

– Тогда я подумаю о том, чтобы простить тебя.

– Ты уже простила.

– А у меня много причин для обид. Так что выбор за тобой, – передёргиваю плечами.

– Вот ты наглая. Да я ангел по сравнению с тобой, – цокает Лазарро.

– Падший. В дерьмо, – едко бросаю.

– Я не притронусь к тебе сутки.

Закатываю глаза от его слов. Придурок.

– Не хочу, чтобы другие это видели.

– Тебе стыдно?

– Нет, но ты моя. Мне не нравится, когда они так на тебя смотрят. Мужчины. Мудаки эти. А теперь они будут думать, что ты тащишься от удушения. Хотя это так, но это моё.

– Ты издеваешься?

– Нет. Я серьёзен. Я не хочу, чтобы они на тебя смотрели. Нет.

– Какая разница, как они смотрят на меня. Неужели, ты до сих пор не понял, что я даже не обращаю на них внимания? Мне важно, как смотришь на меня ты, и как я выгляжу в отражении твоих глаз, Лазарро. Всё же прикупи какие-нибудь книги, чтобы больше понимать нормальных женщин, а не шлюх. В этом деле ты профан. И да, пусть они выдадут брошюры, чтобы понимать, где находится ванная.

Лазарро прыскает от смеха и подходит ко мне.

– Значит, ты сутки не прикоснёшься ко мне?

– Ну, не прикасаться это такое понятие…

– Лазарро, – качаю головой.

– Не трахну. А потом трахну. Да, не трахну, хотя у меня яйца уже посинели со вчерашнего дня, я так и вижу, как ты течёшь, стоя на столе. Но я наказал себя. И я буду дальше тереться об тебя всем, чем придётся, чтобы ты пахла мной, а всякие ублюдки видели мою руку на тебе и знали, что я урою или сломаю им что-нибудь.

– Хорошо, значит, я сама к себе прикоснусь. Ещё и так, чтобы ты обязательно это увидел.

– Запрещено! – выкрикивает он.

– Кто сказал? Это ты себя наказал, а я ни при чём. Я, вообще, поощрение заслужила. Я вытерпела наказание. Была послушной. Извинилась. Я отлично справилась с Амато. Я помогала тебе его закапывать, и вся измазалась в крови, пока заталкивала труп в мешок. Я простила тебя за насилие и удушение. Да ты мне должен сотню поощрений. Так что я требую поощрение и в самое ближайшее время. А ещё ты обещал, что я буду ходить голой, и ты будешь поощрять меня постоянно. Лжец. Обманщик. Наглый и самовлюблённый эгоист.

– Ну держись, – шипит Лазарро.

Визжа и смеясь, лечу к двери и выскакиваю из неё. Оказываясь в коридоре с окнами, украшенными витражами, слышу рык Лазарро за спиной. Он в два прыжка догоняет меня, хватает и приподнимает над полом. Его зубы впиваются мне в шею.

– Думала, что я не поймаю?

– А я хотела, может, хотела, чтобы ты поймал меня, – шепчу. – Поощрения. Я ещё их требую.

– Хорошо. Ты убедительна, Белоснежка. Будут тебе поощрения. Много поощрений. И я собираюсь…

– Как давно здесь не было смеха и жизни.

Вздрагиваю, слыша весёлый голос Фабио за спиной Лазарро. Он весь напрягается, стоя едва прикрытый, обмотанным вокруг бёдер, одеялом, которое так и норовит свалиться с него. Хватаюсь за него, прикрывая его пах, но Лазарро грубо заталкивает меня за свою спину.

– Не смотри на неё. Она голая, – рявкает Лазарро.

– Ах, эти повадки итальянского мужчины. Узнаю-узнаю, но всё-таки доброго утра, Лавиния, хотя уже четыре часа дня, – смеётся Фабио.

– Здравствуйте, Дон Фабио. Простите, я искала уборную, – мямлю. Мне всё обозрение перекрывает широкая спина Лазарро, да и отпустить одеяло не могу. Он просто будет стоять голым. Это уже ненормально.

– Справа от тебя. Ты до неё добежала. Еда уже готовится. Я ожидаю вас в патио через тридцать минут. Обоих. И, Лазарь, тебе уже не двадцать, чтобы забывать о нижнем белье. Это не гигиенично…

– Пошёл на хрен, – фыркает Лазарро. – Я спал.

– Терпения тебе, Лавиния. – Фабио уходит, но я так и не вижу его.

Видимо, когда он полностью скрывается за дверью, Лазарро поворачивается ко мне, и я заматываю его одеялом.

– Будешь продолжать ходить голым перед другими, и я буду ходить голой перед всеми. Воспринимай это как условие. Хватит травмировать психику людей, Лазарро, – отчитывая его, открываю дверь ванной.

– Это я должен высказывать тебе претензии по поводу твоего вида. Ты голая!

– Я в трусах и футболке! Так что на мне одежды в два раза больше, чем на тебе. – Показываю ему язык и захлопываю дверь прямо перед его носом. Быстро щёлкаю замком.

– Белоснежка, дай мне принять с тобой душ, – просит он и обиженно ударяет ладонью по двери.

– Ты наказан. Я буду твоей совестью, Босс. Так что прости, встретимся чуть позже. Ты же покормишь меня, пока я буду ёрзать у тебя на коленях? – спрашивая, хихикаю я.

– Наглая сука, – шипит он.

– Бешеный извращенец, – парирую я.

– Белоснежка?

– Да?

– Это… как его… спасибо за то, что была вчера рядом со мной. Я не идиот. Я знал, почему ты поехала со мной. Спасибо.

Неожиданная благодарность стирает моё веселье и рождает мягкую улыбку.

– Пожалуйста, Лазарро. Я всегда к твоим услугам.

– Ага, конечно. Одни обещания. Грёбаная лживая стерва, – бурчит он, и я слышу, как его голос отдаляется. – Из-за тебя я сам себя наказал, и я не могу перестать хотеть тебя…

Прижимаюсь лбом к дубовой двери. Чёрт, я влюблена в него. Вот в такого мужчину, который имеет смелость быть им, а не казаться.