– А ну, стой! Убери руки!

Лохматый парень вздрогнул, обернулся – и глаза его сталитрогательно, по-детски большими. И он почему-то не только отдернул руки откартины, но и начал поднимать их вверх.

Джейсон проследил за направлением его взгляда – и ощутил,что его собственные глаза тоже лезут на лоб. Борис, потный, всклокоченный, какбы еще более намасленный, чем обычно, сжимал пистолет и медленно водил дулом отлохматого незнакомца к незнакомцу высокого роста, застывшему рядом с Сонейномер два.

Джейсон немного разбирался в русском оружии и сразу узнал«макаров». Как говорят русские, убойная сила! Вдобавок на стволе глушитель…

Борис держал опасное оружие умело, да и выражение лица непредвещало ничего веселого, сразу видно было, что Немкин не замедлясь пуститпистолет в ход:

– Ну! Встать к стене!

Лохматый послушался. Тот, в белом халате, мешкал, и тогдаБорис вцепился в руку второй Сони, рванул к себе, обхватил за горло и приставилдуло к ее виску:

– Считаю до трех.

Незнакомец в белом халате сверкнул на него сузившимисяглазами, но повиновался. Тогда Немкин оттолкнул от себя девушку, да так, чтоона не удержалась на ногах и упала в разлапистое кресло, стоявшее недалеко откровати. Попыталась вскочить, однако Немкин замахнулся на нее пистолетом:

– Сидеть! – И вторая Соня повиновалась, затравленнооглядывая комнату.

– Ни суя хебе! – на каком-то неведомом Джейсону диалектесказал лохматый парень, упершись глазами в первую Соню. – Лида… Лидочка, этоты?! Что ты здесь делаешь, Христа ради? Неужели в очередной раз потерялапамять?!

В голосе его звучало злое ехидство, и первая Соня так ивспыхнула:

– Заткнись, Леший! Какого черта тебя сюда принесло?!

– Ну как же, золотко? – Леший попытался недоуменно развестиподнятыми руками, однако Борис перевел на него дуло, и тот оставил попытку. –Во-первых, Бориска остался должен мне за… сами знаете, за что. А во вторых, тыпросила встретить тебя с московского поезда? Я встретил. Ты просила тебепомочь? Я и помогаю. Правда, не тебе, а твоей сестре, но какая, в сущности,разница? Вас ведь не отличишь, близняшек.

Матушка Пресвятая Богородица! Глаза Джейсона уже усталинедоуменно вытаращиваться. Расскажи ему кто-нибудь еще сегодня утром, что онпопадет в такую переделку – не то Шекспир, не то водевиль, – поднял бы тогочеловека на смех. Близнецы! Нет, просто невозможно поверить…

Вот почему Борис и его сообщница так удивились, когда онназвал ее Соней Богдановой. Ее, оказывается, зовут Лида. Лида – в серомкостюме. А та в красном, чрезмерно открытом сарафане, – Соня.

Та самая, настоящая Соня Богданова…

И Джейсону вдруг захотелось повторить вслед за лохматымЛешим – с теми же интонациями умиления и восторга: «Так вот ты какой, цветочекаленький!»

Но вместо этого он высказал то, что было на сердце:

– Я так счастлив, что вы живы, Соня!

– В чем дело? – насторожился Борис. – Вы знакомы?

– Это мы с вами знакомы, – с ненавистью взглянула на негоСоня. – Припоминаете, добренький свидетель моего отвратительного алиби? С вами– знакомы. Ну и с сестрицей моей вчера утром я имела большое счастьепознакомиться. А этого типа вижу первый раз в жизни.

– Мы знакомы заочно. – Джейсон обиделся на «типа» и не смогэтого скрыть. – Вы мне писали в Австралию, помните? Вы откликнулись на моеобъявление в газете, прислали фото, а потом видеокассету. Вы согласилисьприехать ко мне в Сидней. Я даже выслал вам деньги и билет. Но потом вы попалив аварию – как ваше здоровье, кстати? Все прошло, надеюсь? Я так переполошился,что решил немедленно выехать в Россию. Но получил письмо о вашей смерти. Этослучилось два года назад, и не могу выразить…

Джейсон умолк. Он и сам не ожидал, что воспоминания причинятему такую боль. Не ожидал, что возможность смотреть на Соню причинит ему такоесчастье…

– Я никогда в жизни не писала ни в какую Австралию, –растерянно пробормотала Соня, оглянувшись на парня в белом халате, и Джейсонвдруг ощутил ужасную ревность к нему, почти ненависть. Догадка ударила всердце, и он спросил высокомерно:

– Господин Аверьянов, я полагаю?

– Вынужден вас огорчить, – столь же высокомерно ответил тот.– Моя фамилия Струмилин.

– Костя Аверьянов был моим мужем, – быстро сказала Соня. –Однако он умер год назад.

– Как долго вы были женаты? – взволнованно спросил Джейсон,и Соня ответила:

– Год.

– То есть поженились в августе позапрошлого, девяностовосьмого года? – прикинул Джейсон – и ошеломленно покачал головой, потому чтоему все вдруг стало понятно.

– Неужели?.. – пробормотала Соня. – Неужели это подстроилКостя?.. Он за мной ухаживал, попросил фотографию, а потом вдруг заставилсняться на видеокассету, так что получился целый фильм. Потом стремительносделал предложение, мы поженились, он поселился у нас с мамой и, помню, оченьволновался за ту почту, что приходила в его старую квартиру. Да-да, яприпоминаю какую-то телеграмму из Австралии, Костя что-то страшно врал насчетнее, мы еще поссорились из-за этого… Ох, боже ты мой… Да нет, не может быть!

Джейсон грустно молчал, поглядывая на нее исподлобья. Теперьон понимал господина Аверьянова. Тот сперва намеревался сыграть роль свата инажиться на простаке австралийце, но потом плюнул на деньги и резкопереместился в мужья этой красавицы. Еще как понимал! Стоило только вспомнить,сколько начудесил из-за нее он сам, Джейсон Полякофф! Но, во всяком случае,теперь она опять свободна. И если…

Он с надеждой воззрился на Соню, однако она уже явно забылао нем. Ну конечно, что ей в каком-то очередном поклоннике! Теперь она смотрелана сестру, и выражение лица у нее при этом было такое, такое… Пожалуй, сподобным выражением Джейсон созерцал бы своих дорогих и любимых Скотти иАйзека.

– А ну, сними косыночку, – попросила Соня, развязывая шарфикна шее, и Джейсон только сейчас заметил, что у Лиды совершенно так же прикрытогорло, только не белым шарфом, а серой тонкой косынкой, затейливо и дажекокетливо завязанной. Право, можно подумать, что у сестер одновременно заболелогорло, к примеру, у обеих ангина.

Но то не ангина. Просто горло той и другой оказалосьперечеркнуто красным следом удавки…