– Андрей!..

– Да ничего, – тихо сказал Струмилин, пытаясь сохранитьравновесие, но его так и вело к стене. – Да ладно… – И замолчал.

Джейсон подскочил к Соне и Лешему, помог уложить Струмилинана пол. Рядом валялся брошенный Лидой матрасик – Джейсон подсунул его раненомупод голову. Парень был в полусознании, хотя рана на предплечье не показаласьДжейсону такой уж серьезной, Струмилина свалил с ног просто первый шок.

Джейсон помог Соне стащить с него рубашку и, оторвав рукав(ну прямо как в детективном романе, где, в медицинских целях, люди вечно рвутсвои и чужие рубашки!), перетянуть рану. При этом он все время косился на еелицо и жалел – как не жалел еще ни о чем в жизни! – что пуля досталась не ему,что не из-за него льются по бледному лицу эти потоки слез, не его имя шепчут еегубы.

Вот же напасть, а? Сперва Аверьянов, царство ему небесное,перешел дорогу, теперь этот Струмилин вывалился из какого-то гиперпространства– пока еще живой, к сожалению…

Над его головой кто-то хрипло расхохотался. Это Борис.Джейсон поднял голову – и его даже холодом обдало при виде этогооливково-бледного, потного, возбужденного лица. В жизни не приходилось емувидеть такого выражения у своего обходительного партнера! Борис, судя по всему,переживал миг наивысшего торжества, он бесконечно доволен собой…

«Какая низость! – в ужасе подумал Джейсон. – До чего же мыдокатились, если человек, стрелявший в своего брата по Творцу, испытывает нестрах, не отвращение к себе, не ошеломляющее раскаяние – а гордость, словно ивпрямь совершил нечто достойное восхищения!»

Джейсон внутренне содрогнулся. А ведь он почти уподобилсяБорису, на мгновение возмечтав о смерти соперника. В какую же бездну он упал,общаясь с такими людьми, как Немкин и эта его подружка, которая хладнокровнодушила свою сестру!

Общаясь с ними?.. Да полно! Вся вина лежит на нем. Борис иЛида – это его творения, его гомункулусы, его франкенштейны. Спрос, какговорится, порождает предложение, и, если бы он, Джейсон, не занялся скупкойкраденых картин, не ошалел от желания обладать «Прощанием славянки», эти двамонстра не вызвались бы к жизни, не совершили бы сначала ограбление, а теперь ипопытку убийства.

Ясно же – Борис просто промазал, а ведь готов был убитьСтрумилина. И Джейсон не остановил его. Нет, не остановил… Вместо этого онподставил подножку Лешему, тоже рисковавшему жизнью – ради спасения прекраснойкартины, которую, по злой воле Джейсона, сейчас увезут из России навсегда.Запрячут в его тайной галерее – словно похоронят в гареме прекрасную полонянку.На потеху одному только султану, тирану, мучителю… И этим тираном, мучителемстанет он, Джейсон.

– Довольно! – Он вскочил и оттолкнул Бориса подальше отраненого. – Хватит, Немкин! Ни о чем подобном мы не договаривались. Я ненамерен терпеть кровопролитие. Не намерен! Или вы сейчас же уберете оружие, илимы расторгаем наш договор. Сию секунду. Вы поняли?

Борис и Лида переглянулись. Лида покачала головой, и Борисповторил ее движение.

– Извините, Джейсон, – сказал он с ухмылкой. – Вы слишкомдолго прожили в цивилизованной стране и забыли о том, что такое дикий русскийВосток. Вот когда окажемся в тихом, благостном Париже, тогда и начнем играть повашим правилам. А здесь – извольте играть по нашим, если хотите довести своесокровище до места. Леший! – Он махнул пистолетом. – А ну, к стене! И руки,руки подними, если не хочешь улечься рядом с этим «русским героем»! Вот так.Лида, возьми картину и спрячь. Хватит ей тут валяться и искушать малых сих.

Лида, чье разгоряченное лицо еще хранило следы злых слез,начала было поднимать блузку, но сердито сморщилась:

– Ой, нет. Мне эта чертова картина все тело исцарапала. Чембы ее обернуть?

Огляделась – и подняла с полу чехол от матрасика.

– Хоть этим! – Она горько усмехнулась. – Все-такинатуральный шелк… лилии Бурбонов…

Лида расстелила чехол на кровати, осторожно вложила холст –картина вместилась идеально – и начала застегивать «молнию».

– Момент! – быстро сказал Джейсон. – Один момент! Лида,подождите, не убирайте картину.

Она нахмурилась, но послушалась.

– Соня… – Джейсон перевел дыхание. – Мне нужно кое-что вамсказать.

Опустился рядом с ней на колени.

– Соня, вы должны простить меня. «Прощание славянки»требовалось мне для того, чтобы ощущать ваше присутствие, вашу близость. Всеэто я затеял ради… ради вас. Я был в вас влюблен, да что – я в вас по-прежнемувлюблен, хотя, наверное, это глупо: влюбиться в мечту. Но теперь я вижу, чтобыл не таким уж глупцом, потому что вы достойны того, чтобы вас любить исовершать во имя вас всевозможные безумства. И я докажу это. Соня, прошу васстать моей женой.

Струмилин издал тихий стон. Джейсон оглянулся на него.Никогда не видел столько боли в человеческих глазах! Наверно, рана гораздосерьезнее, чем казалось на первый взгляд. Но сейчас Джейсону было не домилосердия, решалась его судьба.

– Если согласитесь, – торопливо говорил он, – даю вам слово,что найду способ вернуть «Прощание славянки» в музей. Зачем мне копия, если ябуду обладать оригиналом? Нет, подождите, не отказывайтесь сразу! – умоляющепростонал Джейсон, заметив холодок в ее взгляде. – Я сумею сделать вассчастливой, клянусь! И картина, эта картина… Все-таки национальное сокровищеуплывет за рубеж, ваш друг рисковал ради него жизнью, а если вы согласитесь…

– Вы вернете ее в музей? – недоверчиво переспросила Соня, иэхом раздался голос Лиды:

– Вернете в музей? То есть как это? А наши с Бориской труды?Наш риск? Это все псу под хвост, что ли?

– Разумеется, я выплачу некоторую неустойку, – пробормоталДжейсон, поднимаясь с колен и только теперь начиная понимать, что егоблагородный порыв не столь легко осуществить: устремленные на него глаза Борисаи Лиды горели яростью. – Мы решим, какую сумму вы сочтете достаточной… вразумных пределах…