Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Её тонкие кисти рук, тонкие пальцы. До ужаса изящные локти. И это всё моё? Наверное, это и есть самое настоящее счастье. Я стал лыбиться. Она меня обняла, раскусив мои мысли. Я даже и не заметил, как мне принесли торт. А когда заметил, быстренько съел, расплатился за ужин, и мы с ней вышли на свежий воздух.
Пока мы наслаждались едой, на большой город опустилась прохладная темнота. Рядом пролегала автострада, ведущая в даунтаун. Повсюду вдоль трассы располагались другие рестораны, торговые центры и автосалоны. Я запрокинул голову наверх и начал разглядывать звёзды. Они были видны чётко, несмотря на освещённую дорогу. До чего же красиво! Одной рукой я обнимал её, а она, вся задумчивая, глядела куда-то на дорогу. Я обожал её тёмно-фиолетовое пальто: оно так удачно на ней смотрелось, да и материал приятный на ощупь. На мне был толстый джемпер и мои любимые джинсы. Я вдыхал полные воздуха лёгкие и чувствовал, как кровь наполняет мозг. Хорошо.
Постояв так ещё минут пять, мы, наконец, сели в машину — мою новенькую, без единой царапинки — и двинулись в сторону центра. Мы будто сидели в капсуле времени и летели сквозь густую дымку по этой бесконечной асфальтовой полосе. Один фонарный столб за другим, один за другим. Куда мы ехали и зачем? Никто не знал. Мы просто летели. Путь был настолько приятным, что мои веки чуть было начинали опускаться, но, к счастью, в этот момент она меня уберегла от засыпания:
— Смотри. Видишь тот небоскрёб? — я быстренько взглянул на её лицо. Оно был каким-то загадочным.
— Вижу. Это же Ramp Tower. В ночной дымке оно кажется таким эфемерным. Будто оно есть, но его и нет, — сказал я.
Я прищурился. Действительно, высокое здание высотой больше ста пятидесяти метров практически исчезало в горах. Только габаритные красные лампочки всё же были заметны на самой вершине башни.
Странно. Она даже не просила, но я почувствовал, что она хочет, чтобы мы поехали к нему. На следующем повороте я спустился с автомагистрали и поехал по Восьмой авеню в сторону небоскрёба.
* * *
Я просто влюбил…ь в этот рассвет
Наступило приятное утро. Кира на цыпочках выпорхнула на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. Она сама была как свежий воздух. Она увидела оранжевые горы, подожжённые рассветом, увидела ласточек, мурлыкающих в небе, увидела облака, похожие на взбитые сливки. Она немедленно взяла свой смартфон и сфотографировала эту картину, что открылась перед её очами. Фоточка тут же попала в Инстаграм. «Я просто влюбилась в этот рассвет» — так она её подписала.
Затем она быстренько побежала на кухню и сделала овсяную кашу. Она положила кашу в миску и отнесла её в подвал. В подвале обитал Миллер — пятидесятивосьмилетний старик, которого Кира держала у себя в рабстве уже шестой год. Каждый день она накачивает его небольшой дозой наркотиков, чтобы ему было сложнее сбежать из подвала.
— Завтрак, Миллер! Вставай. Совсем обленился! — она сначала погладила его по плечу, а потом положила миску рядом с ним. Вечером она обычно забирала оттуда пустую миску. Кандалы, которые были прикреплены к ногам и рукам Миллера имели розовый цвет, но в некоторых местах краска отошла, и поэтому смотрелось не очень красиво.
Вы спросите, почему Кира держала Миллера в подвале? Я вам отвечу. Кира ещё с раннего детства имела фобию оставаться одной дома. Она боялась привидений, полтергейстов, демонов и тому подобное. А если дома был хотя бы ещё один человек — весь страх испарялся. И когда шесть лет назад Кира перебралась от родителей жить в одиночку в этот дом, она познакомилась с соседом Миллером, стала часто звать его в гости. Через какое-то время в газетах появилось объявление, что пропал без вести мистер Миллер. Вот уже шесть лет как «пропал».
* * *
Я сидел на скамейке и просматривал ленту Фейсбука на своём смартфоне.
Перрон.
Старый, никому не нужный перрон. Проезжающий поезд здесь был чрезвычайной редкостью. Никто не заходил в него и не выходил, когда он останавливался. Было такое чувство, будто все пассажиры, да и сам машинист мечтали как можно скорее проехать и забыть это выпавшее из реальности место.
Кругом вился плющ, мириады сорняков окружали нас.
Пока я копошился в телефоне, она как обычно что-то фоткала. В этот раз полным ходом велась макросъёмка всяких жучков-паучков.
Затем она подошла и показала свои снимки.
— Смотри, какая красивая стрекоза, — сказала она.
— И вправду, — ответил я, поглядев на экран фотоаппарата около трёх секунд. Она начала помногу раз нажимать кнопку «вправо», листая фото.
— А вот шмелик. Такое брюшко прикольное!
— Ага, — и я дальше уставился в свою ленту. Чуток покопавшись в фотках и поудаляв неудачные кадры, она встала и пошла дальше фотографировать.
Словно бабочка, она облетала заржавевшие рельсы и жёлтую вымершую листву, обвитую паутиной. Я смотрел на неё боковым зрением и наслаждался её тёплым, ненавязчивым присутствием.
Сидел бы так один — было бы намного хуже.
Утренний зной постепенно начал сменяться приятным, прохладным бризом. Я посмотрел на небо. Высокие тучи лениво разбухали и заполоняли собой некогда идеально ясное небо. Дождь полил резко и сильно.
Она быстро прибежала ко мне, под козырёк перрона. Здесь было безопасно. Ни одна капля не могла достать нас. И мы начали дышать божественным ароматом июльского ливня, сидя на скамейке.
— Ну вот. Снова рука болит, — сказала она тихо.
— Опять?
— Да. Вот, смотри, — она поднесла ко мне свою левую руку и приложила мою ладонь к её запястью. — Вот здесь. Такая слабенькая, тупая боль. Каждый раз, когда идёт дождь, она начинается. Именно в левой руке.
Я немного пощупал её запястье.
— Так больно?
— Нет. Просто немного болит и всё.
— И так во время каждого дождя?
— Да. Я это точно знаю. Как дождь, так сразу болит чуть-чуть.
— Странно, — сказал я. И на всякий случай поцеловал её запястье. А вдруг поможет?
И мы просто продолжали сидеть и смотреть на промокшие вдрызг рельсы.
Я думал о наших с ней похождениях по этому гигантскому, нескончаемому мегаполису. В чём была наша цель? Непонятно. Мы просто шли куда глаза глядят и исследовали. Потому что подсознательно чувствовали, что это нам нужно, вот