– Правда или ложь?

– Ужас и страдания, восемьдесят миллионов погибших… Нам про это рассказывали в школе. А вечерами мы вели бесконечные разговоры о машине времени, которая позволила бы нам вернуться в прошлое и убрать того парня прежде, чем все началось. Вы бы так поступили?

– А вы?

– Я был за. Но это глупый вопрос. Машины времени не существует. Оценка событий прошлого не всегда безупречна. Я понял, что правильной будет другая постановка вопроса. Начать здесь и сейчас. Глядя вперед. Воспользоваться даром предвидения. Идея, прямо противоположная машине времени. Есть ли какой-то человек, которого ты можешь изъять сегодня, чтобы потом не пришлось мечтать о машине времени? И если да, то сделаешь ли ты это? А если ты ошибаешься? Или вдруг прав? И тогда ты поменяешь восемьдесят миллионов жизней на одну.

Часы в голове Ричера сообщили, что пятнадцать минут прошло. С бомбой все было в порядке. Случайные нажатия кнопок и повороты тумблера ни к чему не привели. Чего и следовало ожидать. Ведь при неудачном прыжке с парашютом все могло пойти гораздо хуже.

– Это принципиальный вопрос морали. Одни говорили: нет, ведь человек еще не нарушил никаких законов. Пока не нарушил. Но ведь про других можно сказать то же самое. И если ты был готов вернуться назад на машине времени, чтобы их остановить, почему нельзя поступить так сейчас? Кое-кто беспокоился о степени достоверности. Что, если она составляет всего девяносто процентов? Другие говорили: лучше перестраховаться, чем потом жалеть. Из чего следовало, что более пятидесяти процентов уже достаточно. Но и это не так. Один шанс из ста спасти восемьдесят миллионов человек от ужаса и страданий. У вас есть точка зрения по данному поводу, герр Дреммлер?

Тот не ответил.

– Мы учились на последнем курсе Вест-Пойнта – это такой колледж – и разговаривали о подобных вещах. Насколько серьезными мы тогда были? Не имеет значения. Мы ведь не могли доказать, что сделаем то, о чем говорили. Или не сделаем. Но жизнь – дерьмо. Теперь мне предстоит дать настоящий ответ на этот вопрос. Врал ли я себе все прошедшие годы?

Он выстрелил Дреммлеру в сердце, а когда его тело начало клониться на бок, – в голову, с того же расстояния, чтобы не оставалось никаких сомнений. Потом убрал пистолет в карман, засунул секретную папку в рюкзак, закинул «Дэви Крокетта» на плечо и зашагал к фургону. Подошел к двери и нажал на зеленый волшебный гриб, чтобы открыть одну дверь, потом – другую и бросить рюкзак к его девяти братьям. Затем он захлопнул двери и надежно зафиксировал засов.

И сел на пассажирское сиденье.

– Вы в порядке? – спросила Нигли.

– Никогда не чувствовал себя лучше.

– Вы уверены?

– Ты что, моя мать?

Дверь поднялась до самого верха.

– Поехали, – сказал Ричер.

* * *

СНБ ввела режим чрезвычайного положения, на основании которого все участники были немедленно рассредоточены, чтобы уменьшить риск опознания и, как следствие, вызова в суд. Уже через шестнадцать часов Ричер оказался в Японии. Он слышал, что для разгрузки фургона прибыла ядерная эвакуационно-ремонтная рота. У них имелась старомодная машина – еще с тех времен, когда снаряды с ядерными боеголовками вываливались из самолетов и падали на поля. Позднее ему рассказали, что Уайт и Вандербильт вместе с курьером улетели в Цюрих. Они сняли деньги с одного счета и перевели на другой. ЦРУ стало богаче на шестьсот миллионов долларов. Иранец получил квартиру в Сенчури-Сити и уже через неделю поступил на работу в киноиндустрии. Саудовцев отозвали домой, в Йемен; после этого о них больше никто не слышал. Уайли похоронили на кладбище для бедняков и бродяг, рядом с немецкой автострадой. Там не поставили надгробного камня и даже не сделали надписи.

* * *

Ричер в последний раз встретился с Синклер примерно через два месяца, когда его вызвали в Вашингтон для вручения медали. Она прислала записку и пригласила его на обед. На вечер, предшествующий церемонии. У нее дома, в пригороде Александрии. Ричер надел брюки морской пехоты и черную футболку, купленную в Гамбурге. И то, и другое он постирал и погладил в японской прачечной. Куртку Джек брать не стал – было тепло. Он подстригся, принял душ и побрился. Она была в черном платье. С бриллиантами, а не с жемчугом. Они поели за столом, длинным, как лодка. Мерцали свечи. Сверкали бриллианты.

Она рассказала ему, что часть новостей была хорошей. Плохие парни понесли серьезный урон. Прежде всего финансовый. Шестьсот миллионов долларов – серьезная сумма. Гамбург больше не фигурировал как база воздушных перевозок. Двое парней, работавших там грузчиками, оказались ключевыми фигурами. Курьер очень серьезно помогла. Она рассказала все, что знала о структуре террористической организации, к которой принадлежала, и это помогло заполнить ряд белых пятен.

Другие новости выглядели не такими хорошими. Уайли не оставил наследников, и ранчо в Аргентине до сих пор являлось его собственностью. Разгадать эту загадку им не удалось. Они очень многого не знали. И до сих пор бегали кругами, словно им поджаривали пятки.

После обеда Джек и Мэриан без особого энтузиазма попытались помыть посуду, но все закончилось тем, что они оказались рядом в дверном проеме кухни. Ричер уловил запах ее волос и снова стал нервничать.

– Сделай так, как уже делал, – сказала она.

Джек поднял руку и провел кончиками пальцев по ее лбу, потом они погрузились в волосы, густые, мягкие и волнистые. Он убрал несколько прядей назад, за ухо, не трогая остальные.

Волосы выглядели превосходно.

Ричер опустил руку.

– А теперь с другой стороны, – сказала она.

Он другой рукой едва коснулся ее лба, потом его пальцы погрузились в мягкие, волнистые волосы. На этот раз он не стал убирать левую руку, когда закончил, и его ладонь легла на ее шею. Она была изящной. И теплой. Синклер положила ему на грудь ладонь, которая начала двигаться, вправо и влево, вверх и вниз; они поцеловались, неожиданно снова почувствовав себя уверенно. Он нашел застежку молнии у нее на спине, крошечную металлическую слезинку, и спустил ее вниз, между лопатками, к талии, потом еще ниже.

– Давай поднимемся наверх, – сказала Синклер.

Они пошли в ее спальню. Она забралась на него и оседлала, как девушка-ковбой – бедра вперед, плечи отведены назад, лицо поднято, глаза закрыты. Бриллианты раскачивались и танцевали. Мэриан снова выставила руки назад и раскрыла ладони, которые парили над постелью, словно создавали воздушную подушку, словно она балансировала. Так и было. Как и в первый раз. Она балансировала в одной точке, направляя вниз весь свой вес, раскачивалась взад и вперед, слегка сдвигалась в сторону, словно пыталась найти идеальное положение, находила его, теряла и находила снова и удерживала до самого конца, когда уже не хватало воздуха.

* * *

На следующее утро Ричер пришел в Белвор рано. И оказался в том же внутреннем помещении. Та же позолоченная мебель, те же флаги. Председательствовал глава начальников штабов. И это было приятно. Ему предстояло вручить пять наград. Первые четыре – благодарственные медали Хуперу, Нигли, Ороско и Ричеру. Не такие красивые, как орден «За боевые заслуги», но и не самые плохие из всех, что Джек видел, – бронзовый шестиугольник с изображением орла, лента темно-зеленого цвета с белыми полосками и белыми краями. Аналог Бронзовой звезды, но только в мирное время.