Ну да, опомнилась Лори. Оружие. Они хотят, чтоб я вернула им пистолет.

Двумя пальцами, как это делают следователи в фильмах, она подняла пистолет и опустила его в пакет, стараясь не думать о том, с каким трудом она вытаскивала его из руки Мег. Мужчина деловито кивнул и запечатал пакет.

Улики, подумала Лори. Нужно избавиться от улик.

Водитель, казалось, был чем-то расстроен. Круглолицый молодой парень с глазами чуть навыкате, он все стучал себя по лбу, словно напоминал дураку, чтобы тот немного подумал. Лори никак не могла сообразить, что тот хочет сказать, пока мужчина на пассажирском сиденье не сунул ей в руки салфетку.

Бедняжка Мег, думала Лори, поднося салфетку ко лбу, которая тут же пропиталась чем-то мокрым и липким. Храбрая бедняжка Мег.

Мужчина в пассажирском кресле все подавал и подавал ей салфетки, а водитель показывал на своем лице, где еще ей нужно вытереться. Было бы проще, если б она смотрелась в зеркало, но все трое понимали, что это плохая идея.

Наконец водитель отвернулся и завел мотор. Они покатили по улице Лейквуд к Вашингтонскому бульвару. Лори откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

Храбрая, храбрая Мег.

Через какое-то время она посмотрела в окно. Они покидали Мейплтон и въезжали в Джиффорд, возможно, направляясь к автостраде Гарден-Стейт-Паркуэй. Она понятия не имела, куда ее везут, да и какая была разница? Куда отвезут, там она и останется, и будет ждать конца, конца своей жизни и всех остальных.

Недолго уже.

* * *

В «БМВ» имелось встроенное спутниковое радио, и это было классно. Том пытался слушать его несколько раз по пути из Кембриджа, но приходилось сильно убавлять звук, чтобы не тревожить малышку и не раздражать Кристину. Теперь же радио гремело на всю катушку, а он ловил разные радиостанции, передававшие традиционный хип-хоп, альтернативный рок, ностальгические композиции восьмидесятых, старый «волосатый» металл, – что больше нравилось. А вот радиостанцию, передающую импровизации в стиле «джем», он игнорировал, рассудив, что такой музыки с лихвой наслушается в Поконах.

Теперь, мчась по автостраде, он меньше мучился сомнениями. Трудно было заставить себя покинуть Мейплтон. Уже почти на выезде из города у него сдали нервы, он развернулся и поехал проверять, как там малышка. И так было три раза, пока наконец-то, собравшись с духом, он не рванул вперед, убедив себя в том, что девочка не пропадет. Перед отъездом он покормил и перепеленал ее, так что пару часиков, рассудил Том, она поспит, а к тому времени кто-нибудь из его родных вернется домой и позаботится о ней. Или кто-то из соседей услышит ее плач. Может быть, он позвонит отцу со следующей автостоянки, вроде как случайно, поздоровается, спросит, как дела, удостоверится, что все в порядке. Если никто не ответит, всегда можно позвонить в полицию с таксофона и, не называя себя, сообщить о подкидыше на Ловелл-террас. Но он надеялся, что до этого не дойдет.

В душе Том был уверен, что принял правильное решение. Он не мог остаться в Мейплтоне, не мог вернуться в отчий дом, к прежней жизни, – во всяком случае, без Кристины. Но и взять ребенка с собой он тоже не мог. Он не был ее отцом, у него не было ни работы, ни денег, ни жилья. Малышке будет гораздо лучше с его папой и с Джилл, если они решат оставить ее у себя. Или в приемной семье, где ее будут любить, обеспечат ей благополучие и безопасность – все то, чего никогда не смог бы дать ей Том, по крайней мере, если он не хотел превратить их жизни в жалкое существование.

Быть может, они с Кристиной когда-нибудь вернутся в Мейплтон, заберут ребенка, вместе создадут семью, о которой он мечтал. Он знал, что шансов мало и нет смысла забегать вперед. Сейчас ему нужно перво-наперво попасть на праздник солнцестояния, найти тех «босоногих» из фургона, танцующих под звездами. Теперь они его семья, тот круг, к которому он принадлежит. Может, Кристина будет там, может, нет. В любом случае там будет весело.

* * *

Джилл сидела в малиновом шезлонге в отделанном подвале и следила за тем, как над столом для пинг-понга летает мячик. Для парочки укурков близнецы Фрост играли на удивление мастерски и энергично, двигаясь раскованно и грациозно; на лицах обоих – напряженная сосредоточенность и контролируемая агрессия. Они не переговаривались; лишь иногда кто-нибудь крякнет и объявит счет перед новой подачей. В остальном это был просто гипнотический стук мячика, ударяющегося о стол-ракетку-стол, снова и снова, снова и снова, пока один из братьев, улучив удобный момент, не отклонялся назад и не наносил гасящий удар чудовищной силы, который второму часто удавалось отразить.

В их игре наблюдалась прекрасная симметрия, словно у разных концов стола стоял один и тот же человек, сам себе направляющий мяч, сам же его отбивавющий. Только один из игроков – тот, что стоял справа, Скотт – непрестанно ловил взгляд Джилл в периоды затишья между розыгрышами, ведя с ней безмолвный разговор, давая понять, что она не забыта.

Я рад, что ты здесь.

Я тоже рада.

Счет был равный: восемь-восемь. Скотт сделал глубокий вдох и коварно закрутил мяч при подаче, резко направив его ракеткой по диагонали. Застигнутый врасплох, Адам отклонился вправо и лишь потом, осознав свою ошибку, перегнулся над столом и закрытой ракеткой неловко отбил мяч, несильным ударом подбросив его высоко, так что тот едва перелетел через сетку. Они снова вошли в ритм. Только и слышалось размеренное неутомимое пинг-понг-пинг-понг. Мячик отскакивал от одной оранжевой ракетки к другой, летая над столом неясным белым пятном.

Может, кто-то счел бы это зрелище утомительным, но у Джилл не было претензий. Шезлонг был удобный, ей не хотелось уходить. Она чувствовала себя немного виноватой, представляя, как мисс Маффи стоит у ворот поселения на Гинкго-стрит, недоумевая, куда делась ее новая подопечная, но все же не настолько, чтобы предпринимать какие-то активные действия. Завтра извинюсь, думала Джилл, или послезавтра.

Можно написать: Случайно встретила друзей.

Или: Есть один симпатичный парень, и, по-моему, я ему нравлюсь.

Или даже: Я забыла, что значит быть счастливой.

* * *

Свет в доме не горел, когда Кевин затормозил на подъездной аллее. Он заглушил мотор и несколько секунд сидел в машине, недоумевая, зачем он вообще приехал домой, когда мог бы сидеть в «Carpe Diem» со своими товарищами по команде, отмечая нелегкую победу. Он ушел после первого бокала пива. Праздничное настроение испортило эсэмэс от Джилл: Я у друзей. Если хочешь знать, Эйми от нас ушла. Просила от ее имени попрощаться с тобой и поблагодарить тебя за все.

В какой-то степени он был рад – ему не придется брать на себя неприятную миссию и просить Эйми покинуть их дом, – но известие об ее уходе все равно его опечалило. Он сожалел, что они с Эйми расстались вот так, и что им больше не представится шанс посидеть и пообщаться утром на террасе. Он хотел сказать Эйми, что он любил ее общество, хотел напомнить ей, чтобы она ценила себя и не довольствовалась парнем, который ее не заслуживает, и местом работы, где у нее не может быть карьерного роста. Однако все это он уже не раз ей говорил и надеялся, что она прислушивалась к его словам и, когда придет время, вспомнит их и воспользуется его советами.