в таком узком кругу не варился и, должно быть, не понимает, как это тяжело — находиться под ударом сплетен и притом строить свой бизнес так, чтобы косо не смотрели и не мешали одно с другим…

Знал бы он, какие слухи нехорошие обо мне распускали! Похлеще тех, что он сам бы выдумать мог. Но я этим болтунам не позволяла нас с доченькой обижать. Разумеется, родители были рядом. Однако я и сама вот-вот стану родителем, это другой уровень ответственности.

Нет, он все-таки ничего не понимает!

Разозлившись на Марселя, испытывая сильнейшее желание высказать все, как есть, я набираю его номер.

— Отвечай, — бормочу себе под нос, слушая гудки равномерные. — Отвечай же!

Не отвечает!

Ну, каков, а?! Расстроил меня до глубины души, снова разбивает мне сердце!

Я записываю ему голосовое сообщение. Передумав, стираю.

Записываю и стираю!

Все не то…

Так проходит полчаса, а то и больше, но я ничего записать не смогла, в итоге ограничилась несколькими словами:

— Я тебя не понимаю, Марсель! Не понимаю, зачем ты от меня отгородился. Умалчиваешь о чем-то. Не могу понять, почему ты ограничиваешь меня в праве заботы о тебе. Не доверяешь? Думаешь, что я не справлюсь? Ты мне рамки рисуешь… Говоря твоим же языком, обрезаешь крылья. Извини, не могу остаться рядом с тобой, когда на шее такой короткий поводок. Если любить, то всем сердцем, если быть вместе, то навсегда, а не вот это все… Половинчатое. Извини, если обидела. Не хотела этого искренне. Разберешься в себе, может быть, захочешь увидеть дочку, нашу с тобой доченьку, ты знаешь, где меня найти.

Отправив это сообщение, я вдруг понимаю, что сама отношусь к Марселю предвзято и жду от него очень многого. Я говорю так, словно ему для решения понадобится не день и не два, и даже не несколько месяцев, а намного больше, что к тому времени успеет даже доченька родиться.

Как же это… все… невыносимо! Неправильно!

Почему все так непросто?!

Заламываю руки от отчаяния, не знаю, куда девать себя. И к любимому хочется до ломоты во всем теле, и боюсь, что он снова будет принимать мои знаки внимания со снисхождением, отказываться. Создается впечатление, будто я ему себя и дочку навязываю, а ведь это не так!

Снова схватив телефон, записываю еще одно голосовое сообщение, со слезами в голосе:

— Может быть, ты ведешь себя так холодно, потому что считаешь, будто я тебе навязываюсь? С беременностью своей… Будто жду от тебя поступков! Так вот ничего я от тебя не жду, не навязываюсь, о браке не прошу! — расплакавшись, добавляю. — И вообще, если даже ты меня замуж позовешь, я скажу тебе “НЕТ”!

Выдохнув, отправляю сообщение.

Высказалась вслух, полегчало значительно!

Уже спустя секунду я испытываю жаркое смущение и стыд, что так вспылила. Надо, наверное, удалить сообщения, пока Марсель их не прочитал.

Захожу в переписку, желая нажать кнопочку “удалить у всех”, но, к своему ужасу, замечаю, что сообщения уже увидены и прочитаны Марселем.

— О нет! — выдыхаю.

В дверь моей комнаты кто-то стучит.

— Лен, к тебе тут гости приехали, — голос отца звучит как-то странно.

Словно он удивлен.

— Сейчас, па. Минутку. Если это Ульяна, скажи, пусть заходит. Я скоро оденусь. Мне только проверить надо, все ли я взяла.

Вещи, тем временем, по всей комнате и кровати раскиданы. Нам уже выезжать с минуты на минуту, а я в раздрае жутком, слезы лью, носом шмыгаю от расстройства.

— Можно войти?

— Входи, — отвечаю автоматически и вдруг столбенею.

Потому что голос взрослого мужчины принадлежит не моему отцу.

В комнате появляется отец Марселя. Я медленно опускаюсь на кресло.

— Вениамин?

— Я могу присесть?

— Можете. Если найдете, куда. У меня здесь бардак! — заявляю я, вскочив и начав складывать вещи и опускать их в сумку одну за другой, без разбора.

Сложила, и ладно. Сортировать не буду! Дома разберусь, что к чему.

— Пожалуй, сюда присяду.

Я стараюсь не подавать вида, будто удивлена приходом отца Марселя. Но на самом деле я видела его достаточно давно. Еще тогда он выглядел сильно уставшим, сейчас на вид он постарел лет на двадцать и смотрится совсем стариком.

Это не мое дело, думаю я. Не мое!

Не хочу иметь с этим гадом ничего общего. Он вообще палки в колеса совал постоянно. Если бы не он, кто знает, как сложились бы отношения с Марселем! И вообще, что он здесь делает?!

— Что отец, что сын, одного поля ягода, — бурчу себе под нос.

— Я кое-что услышал.

— И что же это? — фыркаю.

— Не хотел подслушивать, но услышал, как ты отказала Марселю. Он сделал тебе предложение руки и сердца? — уточняет Кречетов-старший.

— А не пошли бы, Вениамин, говорить со своим сыном на эту тему? Или разговоры, касающиеся чувств, не ваша сильная сторона?

— Я бы поговорил с сыном. Если бы он захотел со мной разговаривать на личные темы. Он меня игнорирует. Общается только на темы, касающиеся бизнеса.

— Какая неожиданность, правда? Когда играешь судьбами людей, потом оказывается, что они не хотят тебя даже видеть! — сердито бросаю в сумку платье, в котором ходила к Марселю в больницу.

Пальцы скользят по передней части, украшенный красивыми, небольшими пуговицами.

Ох, эти пуговички…

Марсель просил меня их расстегнуть, целовал, доводил до экстаза жадно-жадно.

Внутри все сладко сжимается, трепещет, заводится так, что дышать трудно не только от пробудившихся чувственных воспоминаний, но и от обиды: как можно было взять и все испортить за один день?!

Уму непостижимо…

Неужели я позволю этому волшебству пропасть вот так просто?

Откажусь от любимого и буду одинока до конца дней? Теперь наверняка.

Попробовав, как сладко быть с тем, кого любишь всем сердцем, уже не сумеешь променять это на дешевый суррогат…

— Я знаю, что виноват. Марсель тебе говорил, наверное?

— О нет, Марсель со мной тоже не разговаривает открыто. Очевидно, я нахожусь вне круга его доверия.

Кречетов-старший сосредоточил на мне взгляд. Несмотря на изможденный вид, его взгляд все еще был сильным, полным эмоций.