Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако в конце декабря 1954 года после отставки правительства Сигэру Ёсиды и прихода к власти нового лидера объединенных либерал-демократов Итиро Хатоямы ситуация резко изменилась, и уже в марте 1955 года, выступая в парламенте страны, он откровенно заявил, что «Ялтинское соглашение было по существу признано Сан-Францисским мирным договором, по которому мы отказались от этих территорий», что создало очень зыбкую, но все же реальную почву для нормализации советско-японских контактов. Позднее об этом же писали и ряд крупных японских спецов по международному праву, в частности профессора К. Тэрасава и К. Тайдзюдо, всегда утверждавшие, что в данном случае главенствует принцип uti possidetis — «каждый владеет тем, чем владеет»[531].
Москва тоже искренне хотела улучшить свои отношения с Токио, и не только через подписание мирного договора и налаживание взаимовыгодного партнерства. Для Н. С. Хрущева, ставшего инициатором всего этого процесса, очень важным было вырвать Японию из сферы американского влияния и отодвинуть военные базы США как можно дальше от советских границ. Поэтому уже весной 1955 года в Лондоне прошли первые неофициальные переговоры двух делегаций, которые возглавили действующий советский и бывший японский послы в Лондоне Яков Александрович Малик и Сюнъити Мацумото, так как все руководство японского МИДа занимало откровенно проамериканскую позицию. Как утверждает академик С. Л. Тихвинский[532], бывший участником этих переговоров, текст советского проекта был почти согласован обеими сторонами за исключением территориального вопроса. Однако уже в июле того же года японский министр иностранных дел Мамору Сигэмицу, выступая в Вашингтонском пресс-клубе, прямо заявил, что «Япония не намерена устанавливать дружественные отношения с Советским Союзом».
Между тем в августе 1955 года во время неофициальной беседы с С. Мацумото Я. А. Малик неожиданно заявил, что в случае подписания мирного договора Москва могла бы передать Японии остров Шикотан и архипелаг Хабомаи. Как выяснилось позже на июльском Пленуме ЦК, Н. С. Хрущев не только грубо отругал Я. А. Малика за отсутствие прогресса на переговорах в Лондоне, но и лично озвучил ему эту идею, с которой он выступил несколько раньше, во время своей беседы с японскими промышленниками в Москве. Однако, как и следовало ожидать, японцы отклонили это предложение, подтвердив свою прежнюю позицию о возврате всех Курильских островов и Южного Сахалина. Не последнюю роль в этом сыграло и крайне жесткое давление Дж. Даллеса на М. Сигэмицу там же, в Лондоне, куда он лично прилетел для ведения переговоров по Суэцкому кризису с ключевыми членами британского кабинета. Также безрезультатно окончился второй раунд переговоров, состоявшийся уже Москве в июле 1956 года, которые теперь провел сам министр иностранных дел М. Сигэмицу.
К тому времени в самом Токио резко пошатнулись и позиции И. Хатоямы, так как его противникам во главе с бывшим премьер-министром Сигэру Иосидой удалось заблокировать вопрос о подписании мирного договора с Москвой. Но тем не менее, будучи уже тяжелобольным, он отказался уйти в отставку и заявил, что покинет пост премьера только после выполнения предвыборного обещания о нормализации отношений с Москвой. К тому времени у него на руках уже был готовый проект советско-японского соглашения, в работе над которым вместе с ним участвовали глава советской миссии в Токио С. Л. Тихвинский и два его активных сторонника — министр земледелия и лесоводства Итиро Коно и зам. министра иностранных дел Тацуносукэ Такасаки[533].
Осенью 1956 года премьер И. Хатояма вылетел с официальным визитом в Москву, где прошли его переговоры с официальной партийно-правительственной делегацией, в состав которой вошли три члена Президиума ЦК: Н. С. Хрущев, Н. А. Булганин и А. И. Микоян, — а также первый и «рядовой» заместители министра иностранных дел СССР А. А. Громыко и Н. Т. Федоренко. Хотя в реальности к этим переговорам были подключены и другие лица, в том числе министр иностранных дел Д. Т. Шепилов, который вел тяжелые переговоры со своим коллегой М. Сигэмицу. По итогам двух раундов переговоров 19 октября 1956 года была заключена Московская декларация, под текстом которой красовались подписи председателя Совета Министров СССР Н. А. Булганина, министра иностранных дел СССР Д. Т. Шепилова, премьер-министра Японии И. Хатоямы, министра земледелия и лесоводства И. Коно и члена Палаты представителей парламента С. Мацумото[534]. В соответствии с этой Декларацией состояние войны между странами было прекращено и восстановлены нормальные дипломатические отношения. При этом Советский Союз отказался от всех японских репараций, согласился поддержать Токио в вопросе о принятии Японии в члены ООН, а также продолжить переговоры о заключении мирного договора. При этом в пункте 9 этой Декларации было прямо указано, что «Советский Союз…, учитывая интересы японского государства, соглашается на передачу ему островов Хабомаи и острова Сикотан», но только при условии, что «фактическая передача этих островов будет произведена после заключения мирного договора».
12 декабря 1956 года, сразу после обмена ратификационными грамотами, в Токио официально заработало советское посольство, которое временно возглавил Сергей Леонидович Тихвинский. Но в предпоследний день уходящего года его неожиданно сменил Иван Федорович Тевосян, бывший тогда одним из самых жестких критиков промышленной политики Н. С. Хрущева. Конечно, для него поспешный отъезд в Токио стал неприкрытой политической ссылкой, но японцам очень льстило, что к ним приехал не рядовой дипломат, а легендарный «сталинский нарком», крупный государственный деятель, много лет бывший заместителем главы Совета Министров СССР. Чуть позже, в феврале 1957 года, в Москву прибыл и японский посол Суэмицу Кадоваки, занимавший пост заместителя министра иностранных дел. К сожалению, в должности посла И. Ф. Тевосян проработал чуть более года, поскольку заболел там раком и скончался в конце марта 1958 года. Причем, по свидетельству известного кремлевского эскулапа академика А. Л. Мясникова и В. И. Тевосяна (сына И. Ф. Тевосяна), уход из жизни этого выдающегося партийно-государственного деятеля был связан именно с данной ссылкой[535]. Новым советским послом был назначен кадровый дипломат и китаист, заместитель министра иностранных дел Николай Трофимович Федоренко. А в июле того же 1958 года в работе VII съезда Коммунистической партии Японии впервые приняла участие советская партийная делегация в составе члена ЦК КПСС академика М. Б. Митина, главного редактора «Правды» П. А. Сатюкова и сотрудника Международного отдела ЦК В. В. Ковыженко.
Долгое время советское руководство наивно надеялось на то, что в силу очень сильных антиамериканских настроений части японской политической элиты после