Черный человек (если это, конечно, былчеловек) сделал быстрое движение, смысл которого Полина Андреевна поняла несразу. Лишь когда верхняя часть силуэта из круглой стала заостренной, поняла:это он натянул на голову куколь.

Таиться было уже ни к чему. Убегать же госпожаЛисицына не стала.

Пошла прямо на распрямившегося во весь ростсхимника (теперь-то видно было, что это именно схимник); тот попятился.

Немного не дойдя до узкой черной тени, ПолинаАндреевна остановилась – так страшно блеснули в прорезях куколя глаза. Должнобыть, именно так сверкает взгляд василиска. Не святого праведника Василиска, акошмарного посланца преисподни, с жабьим туловом, змеиным хвостом и петушьейголовой. Чудища, от смертоносного взора которого трескаются камни, вянут цветыи падают замертво люди.

– Вот вы, оказывается, какой, АлексейСтепанович, – молвила Полина Андреевна, содрогнувшись.

Черный монах не шелохнулся, и тогда онапродолжила – негромко, безо всякой поспешности:

– Да вы это, вы. Больше некому. Я сначала наСергея Николаевича Лямпе подумала, но сейчас, когда одна через Подход в темнотешла, прозрела. Это часто бывает: когда очи слепы, ум и душа лучше видетьначинают, не отвлекаются на мнимости. Не дотащить было вас Сергею Николаевичуот оранжереи до озера. Сил у него, тщедушного, не хватило бы, да и далеко.Опять же изречение Галилеево про измерение неизмеряемого, что я на тетрадке сформулами видела, мне покою не давало. Где я его прежде-то слышала? Ивспомнила, только сейчас вспомнила где. Из вашего третьего письма это. Сталобыть, к тому времени вы в лаборатории у Лямпе уже побывали и в тетрадку егозаглядывали. Тут-то всё у меня и выстроилось, всё и прояснилось. Жаль только,что не раньше. – Полина Андреевна подождала, не скажет ли чего-нибудь на этосхимник, но он молчал. – В первый же день вы нашли спрятанную под водойскамейку и в письме про это “пикантнейшее обстоятельство” намекнули: мол,завтра всё раскрою и эффектно преподнесу вам всю нехитрую разгадку. Ночью выотправились выслеживать “Черного Монаха” и преуспели. Проследили мистификаторадо лечебницы, чтобы вызнать, кто это. Увидели лабораторию, заинтересовались.Сунули нос в записи… Я-то там ничего не поняла, в формулах этих, а выразобрались. Недаром вас в университете в Фарадеи прочили. Что-то там написанобыло про пещеру и шар этот такое, отчего все ваши планы переменились и началивы свой собственный спектакль разыгрывать. – Она опасливо посмотрела натаинственно посверкивающую сферу. – Что ж в этом шаре есть такого особенного,если вы из-за него на этакую страсть пошли, столько людей погубили?

– Всё, – сказал схимник, стянул уже ненужныйколпак и тряхнул кудрявой головой. – В этом шаре есть всё, что я пожелаю.Полнейшая свобода, слава, богатство, счастье! Во-первых, в этом кругляше посамому малому счету шестьсот тысяч золотников драгоценнейшего в мире металла, икаждый золотник – это месяц привольной жизни. Во-вторых, и в-главных, благодаряполоумному коротышке у меня есть такой проект, такая идея! Никто кроме меня неоценит и не поймет! Когда из университета выгнали, я уж думал, всему конец. Нонет, вот оно, мое будущее. – Он обвел рукой пещеру. – Ни степеней не нужно, нимноголетнего ассистентства при каком-нибудь доморощенном светиле. Заведу собственнуюлабораторию, в Швейцарии. Разработаю эманационную теорию сам! Никто мне неуказ, денег ни у кого клянчить не нужно! О, мир еще узнает Ленточкина! –Алексей Степанович наклонился, любовно погладил переливчатую поверхность. –Жаль, мало платино-иридия напилить успел. Ну да ничего, на мои цели хватит итого, что есть.

Он повернулся к Полине Андреевне, и впалыещеки, на которых не осталось и следа былых ямочек, сморщились в подобии улыбки.

– Рановато вы меня выследили, сестрица. Затохоть выговорюсь, а то всё сам с собой бормочу. Так недолго и вправду мозгамизакваситься. Вы особа резвого ума, сумеете оценить мой замысел. Разве плохи но?Особенно про первозданную наготу, а? Надо же было как-то на Ханаане зацепиться,пока все не подготовлю . Днем в Эдеме отдыхаю, ананасы кушаю (ух, осточертели,проклятые), ночью из-под кустика рясу достану и давай Черным Монахом по островушастать, обывателей пугать. Главное – никаких подозрений. Отлично поработаливасилисками на пару с господином Лямпе – всех любопытствующих и молебствующих сберега расшугали. Эх, мне бы месяцок еще, я бы не пять, а пятьдесят или стофунтов натер. Тогда можно было бы не лабораторию, а целый исследовательскийцентр развернуть. Условия работы природного делителя известны и подтверждены опытамиЛямпе, – проговорил он вполголоса, уже не ей, а самому себе. – Теперь можнопопытаться создать делитель искусственный – денег на первое время хватит, а тами толстосумы раскошелятся….

– Что такое “делитель”? – настороженноспросила Лисицына.

Алексей Степанович встрепенулся, одарил ее ещеодной жухловатой улыбкой.

– Этого вы все равно не поймете. Лучше отдайтедолжное изяществу решения задачи. Как красиво всё было устроено, а? Сидит встеклянных хоромах тихий идиот, наг яко ангелы небесные, и загадками говорит,глупых карасей на место рыбалки в тихую избушку подманивает. А там цоп крючком,да колотушкой по лбу, да в ведерко! Я знаю, что вы, мамзель Пелагия, всегдаменя терпеть не могли, но согласитесь: прелесть как задумано.

– Да, изобретательно, – не стала оспариватьПолина Андреевна. – Только очень уж безжалостно. За жестокость я вас инедолюбливала. Не понравилось мне, как безобразно вы проректору за обиду своюотомстили.

Алексей Степанович прошелся по пещере,потряхивая уставшими от работы пальцами.

– Да уж, конечно. Князь Болконский так непоступил бы. Потому и в Бонапарты не вышел, А я выйду. Вот он, мой Тулон. –Ленточкин снова кивнул на чудесный шар. – Я с этой точкой опоры тот, другойшар, куда более объемный, перевернуть смогу. Эх, надо было вас тогда ходулейпосильней шарахнуть. Всего шесть ночей у шара провел. А теперь придется отсюданоги уносить. Ничего, и того, что имеется, для моей идеи хватит.

Он похлопал себя по груди, остановившись учерного зёва галереи. Поднес ко рту руку, лизнул ладонь – она вся сочиласьлопнувшими кровавыми мозолями. Но внимание госпожи Лисицыной привлекли немозоли, а странная длинная полоска, блеснувшая в пальцах Алексея Степановича.

– Что это у вас?

– Это? – Он показал узкий клинок, весьусыпанный ослепительными точками. – Напильник с алмазной крошкой. Ничем другимплатино-иридий не возьмешь. У добрейшего Лямпе позаимствовал. Он, конечно,совершеннейший болван, но за идею ядерного делителя и за анализ метеоритноговещества ему спасибо.