считать себя центром этого мира, вдруг не может представить своего существования без одного конкретного человека? Скажи ей кто-нибудь всего несколько лет назад, что подобное возможно, рассмеялась бы в лицо. Но сейчас ее сердце болит от одной мысли, что с ним может что-то случиться! Что она может не успеть! Кто-то мог бы сказать, что ты одна сможешь сделать, чтобы спасти его? Но Йолинь не была бы собой, если бы даже в сложившейся ситуации не думала наперед. Она не была человеком, подвластным эмоциям. Иногда ей казалось, что в ней куда гораздо больше от мужчины, чем от женщины. Она не привыкла решать трудности, руководствуясь лишь порывами. Весь ее путь к Рику сейчас был продиктован именно разумом. Но вот ведь парадокс, теперь ее разум работал исключительно ради сердца. И надо сказать, ей впервые это казалось гармоничным. Она понимала, что не сможет самостоятельно забраться так далеко, потому притащила за собой этот отряд со старейшинами во главе. Когда она поняла, что они для нее лишь обуза, то точно так же легко оставила их позади. И с ее стороны, опять же, это не было шагом в никуда. Она помнила свой первый опыт с тварями и сейчас понимала свой дар и его действие на окружающих гораздо лучше, чем тогда. Она сознательно практиковалась, вызывая внутри себя те или иные эмоции, визуализируя их и выбрасывая в окружающее пространство. Да, конечно, она не могла так запросто впустить в себя радость, гнев или страх. Для этого ей все еще требовалось время. Но, как человек, привыкший любые задачи решать с пометкой «превосходно», те эмоции, которые она впускала в себя, воскрешая из собственной памяти, она научилась делать едва ощутимыми или увеличивать их мощь. В этом ей сильно помог Крайс, объясняя, как это можно сделать на примере собственного дара. Иногда, чтобы усилить ту или иную эмоцию, ей необходимо было как-то воздействовать на собственное тело. Она могла закричать или причинить себе боль, чтобы эмоция приобрела более яркий окрас.

Ей не надо было видеть Рика, чтобы понять, что он совсем близко от нее. Она почувствовала его. Каждый человек, сквозь призму ее восприятия, имел свой фон. Он умела отличать этот самый «фон» среди тех, с кем была близка. Но Рика она могла бы узнать где угодно и когда угодно. Ее северянин напоминал ей незыблемую твердыню, он был жестким, уверенным в себе и своих силах, с мощной, яркой энергетикой. Но сейчас она чувствовала его усталость, обреченность и странную уверенность бороться до конца. А еще ее желудок вдруг скрутил такой спазм, что ее едва не вывернуло. Она хорошо помнила, каким существам может принадлежать такой всепоглощающий голод. Сквозь восприятие Суми пришло понимание того, что тварей не одна и не две. Хотя она и сама это понимала, учитывая силу того голода, от которого она старалась отгородиться. Суми нервничал. Он предлагал ей затаиться, но она дала ему понять, что хочет, чтобы он отнес ее как можно ближе к тем существам.

Когда они вылетели на поляну, где сейчас находились Рик и еще один человек, Йолинь даже не пыталась разобраться, кто это, все, на чем она была сосредоточена сейчас – это то немыслимое количество виргов перед ней. Она, словно искусная рукодельница, выискивала внутри себя эмоцию, насаживая ее на иглу собственного дара и раскручивая вокруг себя.

«Сосредоточиться на собственном дыхании, сконцентрироваться», – на всякий случай повторила она самой себе.

Когда она извлекла из собственного подсознания «страх», он был точно крошечная бусинка в коробке с разноцветными камушками. Каждая эмоция – это камень, у которого есть свой цвет, форма, запах. Ее страх был дымчато-серой жемчужиной. Нурико очень любила жемчуг. Он пах жасмином и кровью. Так пахло, когда казнили ее кормилицу: жасминовое масло и кровь. Этот детский страх и ужас были теми эмоциями чистых страданий, которых она более ни разу не испытывала. Во всяком случае, не так остро и не так ярко.

Суми легко перепрыгнул через Рика, который сейчас, упав на землю, боролся с тем, что воскрешала из глубин собственного подсознания она. Йолинь не позволила себе посмотреть на него или пожалеть. Это могло бы разрушить ее концентрацию. Все, на чем она была сосредоточена сейчас – это твари перед ней.

Она легко спустилась со спины Суми. И хотя она почти без движения провела на нем столько времени, ее тело было в полном порядке. Она чувствовала силу внутри себя. Ее цель была перед ней. Она глубоко дышала, увеличивая концентрацию того звериного ужаса, что испытала когда-то очень и очень давно. Вирги перед ней слились для принцессы в одну серую массу, когда она выпустила из своих воображаемых тисков эмоцию, превратив ее в своем воображении в огненную волну из света и пламени, которой предстояло сжечь все на своем пути. Кажется, она кричала в тот момент, Йолинь не смогла бы поручиться наверняка. Но когда смогла более или менее связно мыслить, то на поляне уже никого не было кроме нее, Рика и, кажется, Крайса. Хотя единственным, кого она могла все же увидеть сейчас, был Рик.

Он тяжело поднялся с земли и направился к ней. Она совсем не могла различить, что он говорит ей сейчас. Казалось, она забыла язык, на котором за последние месяцы даже начала думать. А еще его образ поплыл перед ее взглядом. Кажется, она плакала. Опять. Йолинь прерывисто вздохнула, словно пропуская и принимая сквозь собственное сердце всю ту боль, облегчение и любовь, которые старалась запереть все эти жуткие дни без него глубоко внутри себя, и с разбегу кинулась ему навстречу.

Самой себе она казалась ужасно неловкой, когда ее ладони сомкнулись на его шее, и она потянулась к нему, желая почувствовать вкус его губ. Ее поцелуй был немного неумелым, но это легко исправил Рик, взяв инициативу на себя. Он целовал ее жадно и страстно, она чувствовала его желание на своих губах, в его прикосновениях и слишком откровенных ласках. Она знала то, что он чувствовал сейчас, и до сих пор не могла поверить, что такое возможно по отношению к ней.

– Кхм, – раздалось фальшивое покашливание у них за спиной, – не то чтобы я был против и все такое, но не пора бы свалить уже отсюда? И, – глубоко вздохнул Крайс, поднимаясь с земли, – кажется, мне надо сменить штаны.

Да, конечно, Крайс был прав. Это понимали они оба, но у Йолинь, казалось, не было сил отпустить Рика хотя бы на