миниатюрный замок из полированного ореха, мелодично отбили полночь. Мягкий гул разнесся по второму этажу, угасая под высокими потолками, и доктор Бениньо на миг поднял голову от ступки, где растирал сухие листья пустырника: ему всегда нравился бой этих часов. А в ночное время шумы особняка оседали, и музыка медных колокольцев звучала на какой-то особенный чародейский лад.

Врач бегло улыбнулся и снова взялся за тяжелый пестик, как вдруг из утихающего эха вынырнула дробная поступь. В дверь постучали. Бениньо рефлекторно вздрогнул, не столько от резкого звука, сколько от грубости, с какой стук этот вырвал его из переливчатого голоса часов. А на пороге уже показался лакей:

— Господин доктор! Прошу милостиво простить, но ее сиятельство вас требует, очень волноваться изволит.

— Сию минуту! — сухо отсек врач, застегивая верхнюю пуговицу камзола, и устремился к двери.

Подходя к покоям герцогини, врач кивнул Клименте, несущему караул у двери, и вошел в будуар. Лазария Фонци в полном дневном облачении сидела в кресле у окна, глядя в темный орнамент переплета. Бениньо приблизился к синьоре, поклонился:

— Ваше сиятельство, вы еще не изволили переодеться. У вас есть иные распоряжения? Я к вашим услугам.

Фонци перевела взгляд на врача, и Бениньо ощутил укол беспокойства. Что-то было не так… Серые глаза герцогини прожигали его ясным пристальным взглядом, в котором замерло незнакомое врачу выражение. Тусклое отчаяние пополам с холодной злобой. Так порой смотрят животные, вынужденные отгрызть стиснутую капканом лапу:

— Вы явились. Прекрасно. Мне нужна… ваша помощь. Приго… товьте черниль… ный прибор и печать.

Бениньо почувствовал, как в животе расслабилась туго сжатая пружина. Герцогиня всего лишь снова решила переписать завещание… Эта прихоть посещала Лазарию каждые несколько месяцев, и врач давно привык писать под диктовку все новые документы. Видимо, Фонци вновь привиделся дурной сон. Врач сноровисто вынул из секретера чернильницу и приготовился записывать.

— Я весь внимание, моя синьора, — поклонился он, и губы герцогини исказились в подобии улыбки:

— Велико… лепно. Итак. Я, Лазария… Бернарда… Контелло, восьмая… герцогиня Фонци, отлучаю Лауро… Бениньо, моего личного врача, от зани… заним… маемой им должности… за лживость и вероломство. Расчет… будет выпи… сан казначеем согласно дого… вору о найме. Бениньо… вы сломали… перо? Возьми… те другое. — Глухой невнятный говор парализованной скрежетнул на вопросительной ноте, и врач поднял глаза.

— Ваше сиятельство… — Он старался держаться твердо, но голос все равно дрогнул. — Я преданно служил вам тринадцать лет. Если я не угодил вам — воля ваша. Но неужели после стольких лет службы я не стою даже того, чтобы вы говорили со мной начистоту? Что за роковую ошибку я мог совершить, раз вы даже не снисходите до того, чтобы вслух обвинить меня? Не даете мне даже единственного шанса оправдаться?

Фонци тяжело дышала, на лбу выступил пот, глаза горячечно заблестели — внутри каменной развалины бушевал неистовый пожар.

— Не тратьте слова. Бениньо. Вы… вы предали меня. Что вы… так потря… сенно бледнеете? Вон, посмотрите… там… на камине.

Врач механически отошел от стола и приблизился к камину. На каменной полке лежало письмо с печатью Патриархии. Начиная догадываться, о чем речь, Бениньо взял документ и развернул. Это было послание, собственноручно подписанное нунцием. В нем официально подтверждалась гибель секретаря Магистратуры против ереси, отца Дамиано Руджеро, монаха ордена Святого Доминика.

— Я несколько раз… спрашивала вас, Лауро, почему отец Руджеро… не наносит мне визитов, — хрипло донеслось из-за спины врача. — Добро бы вы сказали… что не знаете. Но вы выдумыва… ли какую-то гнусную околесицу. Уехал. Занят. Черт еще знает что. Я сделала запрос… в Патриархию. В обход офици… альной почты. И что же… я узнаю? Мой… единственный друг… гниет в… в земле. А я даже… не простилась с ним.

Бениньо опустил письмо обратно на полку, медленно оборачиваясь к герцогине.

— Сударыня. Я лишь хотел уберечь вас, — тихо, но твердо промолвил он. А лицо Лазарии вдруг пошло неровными багровыми пятнами, губы страшно искривились, и голос окреп, будто сжиравшее ее горе пополам с яростью придало ей сил.

— Уберечь?! — надтреснуто выкрикнула она. — Господи! Я не дитя, чтоб обере… гать меня, Бениньо! Я все знаю… о себе! Я калека! Жалкое опустившееся подобие человека, утратившее принципы и мораль! Но я же не чертов овощ, расту… щий из земли! У меня так мало осталось! Всего-то право чувствовать, помнить и страдать! Да, страдать, черт бы вас подрал! — Больная захрипела, словно задыхаясь. — Дамиано… Дамиано… Вольнодумец, чудак, фанатик. Брат-доминиканец, в прежние времена фехтовавший со мной на мечах в подвале, чтоб не видела прислуга. Инквизитор, рыдавший у моего кресла в день казни осужденного, которого он считал невиновным, но не сумел оправдать. Единственный человек, с кем мне было легко дышать, легко смеяться, легко плести самые сумасбродные теории. Кто был со мной в лучшее время и в худшее не бросил меня. Кто пачкал свои руки и марал душу ради моего спасения, не получая за это жалованья… Дамиано… — Голос Фонци сорвался, и герцогиня разразилась мучительным кашлем. Бениньо привычно рванулся к столику с лекарством, но Лазария лишь прорычала:

— И не думайте! Даже без всяких снадобий я сдохну не раньше, чем убийца Дамиано получит по заслугам.

Врач замер, сжимая ладони и пытаясь унять их дрожь.

— Убийца получит по заслугам, — проговорил он ровно, — непременно. Моя герцогиня, вы в смятении, и именно поэтому я боялся сообщить вам о гибели отца Руджеро. Но… я не могу оставить вас. Вам нужен врач. Лишите меня своего доверия, если угодно, но позвольте хотя бы молча исполнять свои профессиональные обязанности. Пусть лишь до тех пор, пока виновный не будет найден. А я смогу подыскать для вас достойного и знающего доктора.

Хриплое дыхание герцогини сделалось протяжнее, и она внимательно взглянула в глаза Бениньо.

— Виновного нет нужды искать, — тяжелым тоном отрубила она. На лбу у нее взбухли вены. — Он уже известен. Он ждет суда. Но это не все, доктор. Мне известна не только личность убийцы, но и ваша… неприглядная роль во всей этой истории. Я уже знаю, что вы давно не тот, кем я вас считала. И именно вы вольно или невольно натравили убийцу на Дамиано. Я верю, что у вас не было именно этой цели. А потому не буду мстить вам. — Больная помолчала, сглатывая. Запал, придавший Фонци энергии, начал остывать, и ей снова стало трудно говорить. — Я… лишь приказываю вам… покинуть особняк. Свое жалова… нье вы получите завтра с утра. Я заплачу вам, как обе… щала. Не урежу… ни гроша.