— Это предоставьте мне. Не скрою, я не могу вам обещать безопасного пути. Но что вам терять?

Годелот взметнулся с койки, раздираемый противоречивыми мыслями. Нужно было решаться. Сейчас же. Прямо сейчас принять важнейшее решение: вправе ли он, отбросив осторожность, распоряжаться чужой судьбой, особенно такой дорогой ему? Он обернулся, долгим взглядом посмотрев Бениньо в глаза. Врач выдержал этот взгляд, терпеливо ожидая. И подросток решился:

— Доктор, я очень благодарен вам. Но я не могу покинуть Венецию один. Я… я должен позвать его с собой.

— Кого? — мягко спросил врач.

— Пеппо, — отрубил шотландец. — Пеппо жив. Я знаю об этом всего сутки. И, возможно, знаю, где его искать, хотя могу и ошибаться. Доктор, я не вправе просить вас рисковать. Но я все же попрошу. Позвольте мне хотя бы попытаться.

На сей раз Бениньо долго молчал, глядя куда-то мимо шотландца, только пот мелким бисером выступил над верхней губой да какая-то непослушная жилка билась на щеке. А потом раздельно проговорил:

— Вот как. Что ж, Лотте… Найдите его. Но помните: у вас одни сутки. Больше мы ждать не сможем. Казненный, вы уже ничего не сделаете для друга. И еще. В этом я вам помочь не могу. Следующей ночью Джузеппе должен быть с нами. В час ночи. В рыбацкой гавани Капо Пьетро. На борту тартаны «Бонито». Как — не мое дело. Если его не будет — мы все равно отплываем.

— Я понял, доктор, — коротко отозвался Годелот. — Я обо всем позабочусь. Мне только нужен лист бумаги. У меня нет ни клочка.

Врач же поднялся с койки, суя руку в карман камзола.

— Вот, — протянул он юноше помятый рецепт, с которым недавно ходил в лавку за маслом и травами. — Мне пора. Прошу вас, ведите себя тихо. Не привлекайте внимания, не нарушайте дисциплины, не злите полковника, не ссорьтесь с охраной. Не вздумайте отказываться от еды. Я вижу, вы сумели не расхвораться. Вы молоды и жизнестойки. Берегите здоровье и копите силы. Если вы выдадите себя, нам всем конец. Включая Пеппо. Я улажу все к нашему отплытию. А вы просто будьте благоразумны. Как никогда благоразумны, слышите?

— Доверьтесь мне, — так же коротко ответил шотландец.

— Я уже не раз это делал и не пожалел.

Бениньо подошел к двери и негромко стукнул в нее костяшками пальцев.

* * *

Еще не занялся рассвет, когда Годелот осторожно свернул письмо, написанное факельной сажей на обороте рецепта. Он снова старательно углублял следы щепки, которой выписывал букву за буквой, хотя знал: это письмо нужно прочесть, нигде не ошибившись. Пеппо понадобится зрячий помощник.

Обернув записку обрывком рубашки, солдат вздохнул. Итак, Пеппо может не получить письмо вовремя. Может не получить его вообще. Может не суметь его прочесть. Может довериться ненадежному человеку. Может не поверить этому письму, сочтя новым подлогом. Может решить не рисковать и попросту не прийти. С ним может что угодно случиться по дороге. Словом, им нужно чудо. Нужно, чтобы Господь всерьез был на их стороне. Только кто знает, считает ли Он их правыми…

Шотландец встал из-за стола, шагнул к койке и опустился на колени. Несколько секунд молчал, не зная, как начать молитву. Заученные с детства готовые слова казались ему неубедительными. Их ежеминутно возносят десятки тысяч людей. Услышит ли Господь еще один монотонный голос? Годелот еще немного помолчал и заговорил.

Это едва ли можно было назвать молитвой. Он говорил с Создателем все быстрее и горячей, просил, объяснял, убеждал. Он был откровенен подчас до грубости и не пытался оправдываться или хитрить. Сейчас он верил: его услышат, только если он будет искренен в каждом слове. Он поколебался на последнем «Аминь», секунду помолчал и добавил:

— Спасибо, что выслушал.

И осел на пол, чувствуя себя совершенно опустошенным и невероятно, непривычно спокойным, будто действительно излил душу понимающему и доброму исповеднику. Оставалось последнее, что зависело от него в ту ночь.

Пробило половину пятого утра. Годелот подошел к двери и негромко в нее постучал. В шесть Морита сменят с караула. Отзовется ли он на стук?

Но тосканец отозвался почти сразу. Отперев дверь, он заглянул в каземат.

— Тишина, как в гробу… — прошептал он. — Трудно поверить, но даже Ромоло, наверное, храпит. Чего случилось, дружище?

— Тео, старина, помоги мне еще разок. Последний, памятью матери клянусь.

Тосканец бегло оглянулся и скользнул в камеру.

— Сначала говори, чего сделать нужно, а там вместе подумаем.

Годелот заговорил еле слышно:

— Тео, ты Венецию знаешь как родную. Скажи, в Сан-Поло есть местечко под названием «Серая цапля»?

Морит нахмурился и помолчал, а затем кивнул:

— Да, траттория есть такая. Дорогая, там при деньгах люди квартируют. Я внутри не бывал, но фасад знатный.

— Вот… — Годелот с отвращением услышал, как взволнованно дрогнул его голос. — Брат, мне до смерти перед тобой совестно. Но… словом, я узнал, что выйду я отсюда, скорее всего, прямиком на плаху. Ты с караула скоро сменишься. Снеси туда письмецо, Богом прошу. У меня приятель там сейчас живет. А его сестра — моя невеста. Она ничего еще не знает, но… не могу я просто так исчезнуть и даже вести о себе не подать.

В лице Морита что-то дрогнуло.

— Вот черт! Это к ней ты по воскресеньям бегал?

— К ней.

Тео поколебался, а потом решительно протянул руку:

— Давай письмо! Как приятеля-то звать?

— Оставь письмо для Слепого Гверино, он поймет, — ответил Годелот, вкладывая послание в ладонь тосканца. — Только осторожно с ним, оно черт-те чем нацарапано. И, Тео… мне поскорее нужно. Времени может быть совсем мало.

— Во кличка… Ответа ждать? — мрачно спросил Морит.

— Нет. — Годелот сжал руку однополчанина. — Тео… Спасибо. Храни тебя Господь.

Морит неловко потоптался на месте, вздыхая и что-то пытаясь сказать, но лишь чертыхнулся, махнул рукой и вышел, заперев за собой дверь.

Он сел на привычную скамью под фонарем и взъерошил волосы. Отсюда — прямо на плаху. Что же, без суда? Даже в грязных военных ставках под проливными дождями Фландрии в первую его военную кампанию над пленными учиняли суд. А теперь его соратник будет просто казнен даже без права обелить себя… Как сарацин из рассказов деда, старого полуспившегося вояки, побывавшего на Востоке.

Морит откинулся назад, опираясь о стену. До чертей захотелось напиться, а потом пойти и плюнуть в рожу полковнику. Конечно, он не решился бы на это даже после бочки вина. Но все равно хотелось.

С кухни потянуло дымом — Филомена развела огонь. До смены караулов меньше