И пытается доползти. До меня. Я, к слову, тоже едва сдерживаюсь, чтобы не завизжать самым позорным образом. Кто-то дергает меня за рукав, и я падаю… почти падаю… в чьи-то руки, которые передают в другие руки. И передо мной смыкается строй спин, а там что-то вспыхивает.

И пахнет уже паленым.

Горько…

— Испугалась? — вежливо интересуется тьеринг.

Да. Но в жизни не признаюсь.

— Что это было…

Тварь горела синим пламенем.

— Гархвар. — Тьеринг протянул руку. — Редкостная пакость. Если уж гнездо успеет свить, то ничем не выведешь, только корабль сжечь. Дерево с него слабеет, да и не оно одно… значит, говоришь, поедешь за мной?

И смотрит этак самодовольно.

Мужчина.

Что с него взять?

А про лавку мы договорились.

И это хорошо.

Почему я просто не вернулась домой? Корабли, люди, костры и сумерки… и ощущение спокойствия, отступивших забот. Здесь я могу не думать о том, что будет дальше.

Со мной.

С домом.

С людьми…

— Твой человек возьмет Шину в жены?

— Уже, — сказал тьеринг.

Он принес шкуру морского зверя, гладкую и мягкую, а еще невероятно теплую. И расстелив ее на чурбане, остатками укрыл мои ноги.

Уже…

А нам не сказала.

Она и не должна, но все равно не слишком приятно.

— Он не обидит ее, женщина.

— У меня, между прочим, имя есть.

— Как и у меня…

Действительно. И взрослые вроде бы люди, а туда же… я не хочу думать о Шину, которая обустраивается в лавке так, словно бы видит ее своей. И раньше это не бросалось мне в глаза, а теперь в каждом ее жесте, в каждом поступке мне мерещился скрытый смысл.

…если меня не станет.

…матушка не позволит добру уйти…

…но если с матушкой договориться, то…

…нехорошо так думать, но иначе не получается. И надобно поговорить с ней, и в прошлой жизни я бы не стала оттягивать неприятную беседу, напротив, я постаралась бы разобраться с проблемой как можно быстрее, теперь же вот сижу, любуюсь пламенем и пытаюсь справиться с чужой робостью.

Нехорошо.

И плохо.

И…

Решение складывается если не мгновенно, то… оно логично, и даже странно, что я раньше не подумала о подобном варианте.

— Завтра мы отправимся в присутственное место. — Я закрываю глаза и позволяю себе опереться на мужчину, который стоит дальше. — Я хочу оформить последнюю волю…

Хмурится.

И подбирается.

— Женщина…

— Если со мной что-то произойдет, то… ты получишь лавку и дом.

Вот так, и не иначе. Я улыбаюсь и… кажется, чувствую себя почти счастливой. В отличие от тьеринга.

Урлак.

Грубое. И некрасивое. И ему подходит. А я… я постараюсь привыкнуть.

Утро в лавке выдалось шумным.

И дело вовсе не в том, что появились новые товары, которые надлежало выставить на полки, а частью укрыть в сундуках из каменного дуба.

Тенью скользила девушка, которую Шину привела в помощь.

Откуда она взялась?

Круглолицая.

Невысокая и плотненькая, неуловимо напоминающая саму Шину. Она и смотрела лишь на нее, пытаясь уловить каждое движение, как… на хозяйку?

Араши перебирала железо.

Мацухито развешивала пучки трав… и именно из-за них, ароматных метелок, заботливо обернутых кусочками шелка, и случилась ссора.

— Не сюда! — Шину топнула ногой. — Не видишь, с них сыплется… на полки клади. А лучше вообще…

Мацухито застыла, прижимая к груди очередной сверток. Глаза ее привычно наполнились влагой, но, как ни странно, слезы она сдержала и тихо ответила:

— Нет.

А Шину, не привыкшая, чтобы ей возражали, застыла.

— Травам… — Мацухито повернулась ко мне, — туда нельзя. Там сыро и темно. Силу утратят…

…а еще в глубине лавки вряд ли кто разглядит их.

— Мне тоже кажется, что на этих полках им будет неплохо. — Иоко во мне дрожала, предчувствуя ссору, а я пыталась переварить эту дрожь и убежденность, что надо подчиняться сильному.

Шину в отличие от нас лавку держала… и не удержала.

Откуда появились эти маленькие глиняные горшочки с плотно пригнанными крышками? Они выстроились на двух полках, плотненько так, прижимаясь друг к другу темными боками. От горшочков исходил едва уловимый аромат масел… и магии.

Я взяла в руки один. Чистый. И следующий. А магией все равно тянет. Шину дернулась было, но… заставила себя улыбнуться.

Что-то происходит. У меня под самым носом происходит, а что — я не понимаю…

— Откуда это?

— Мой знакомый… — Шину забрала у меня горшочек, — умеет создавать притирания… масло ним и масло северной аралии, жир китовый и…

Она перечисляла ингредиенты и протирала горшочек, словно желала избавить его от следов моего прикосновения.

— Отбеливают кожу и волосы делают крепкими. Женщинам нравится…

Понятно.

И… непонятно. Откуда взялся ее знакомый? И почему он, раз уж способен производить чудо-косметику, сам не продает ее? И не нравится мне запах магии… очень не нравится…

Еще откуда у Шину деньги?

Вряд ли подобную партию — а горшочков здесь было с сотню точно — дали под честное слово. Впрочем, тьеринг не выглядел бедным…

— Травы будут отвлекать людей. — Шину, вернув горшочек на полку, сняла сверток. — От них вонь и мусор…

На пол и вправду посыпалась травяная крошка.

— Ничего страшного. У нас ведь есть кому поддерживать лавку в чистоте…

А мне следует уделить больше внимания происходящему здесь. Глаз подмечал новые и новые вещи. Резные кувшинчики, в которых обычно хранили ароматную воду. И звенящие браслеты… и нечто, сокрытое в свертках из алого шелка.

Кисти для лица.

И широкие склянки, наполненные легчайшей рисовой пудрой.

Магазин косметики? Почему бы и нет… если подумать глобально, то выбор места идеален. С одной стороны шелка, с другой — золотые украшения. Лавки старые, известные, а главное, имеющие неплохую клиентуру, которой поделятся если не без удовольствия, то без особых проблем.

С ними конкурировать нечем.

Если не выложим работы Кэед. И шелковые шарфы Юкико. Нефритовые фигурки Араши, которым, быть может, не хватало искусности, но они были весьма милы и необычны.