чтобы сделать несколько звонков. Затем я веду его в «Bisous Sucrés» за круассанами, а потом мы проходим пару кварталов до парка Коммон. Деревья уже почти что облетели, и земля усыпана слоем пергаментно-сухих листьев. Утренний воздух слегка пощипывает холодом. Мы прогуливаемся вокруг Лягушачьего пруда и наконец находим себе скамеечку на солнце. Мы не переставая разговариваем, один за другим заполняя скопившиеся за сорок лет пробелы, пока в нашей беседе не возникает внезапное затишье. Я наблюдаю, как малыш двух-трех лет вперевалочку пытается догнать пару уток, а мама следует за ним по пятам.

– Я люблю здесь бывать, – со вздохом говорю я. – Это местечко напоминает мне Париж и то время, когда мы сбегали с тобой в парк, чтобы перекусить на природе. Я частенько прихожу сюда по воскресеньям с кофе и круассаном. Потому что оно всегда напоминает мне о нас. Вот почему мне захотелось сегодня сюда прийти. Чтобы показать тебе.

– Я здесь уже бывал, – отвечает Энсон, и голос его становится неожиданно печальным.

– В парке Коммон? – Мне даже в голову не приходило, что вопросы его бизнеса могли привести Энсона в Бостон, хотя, наверное, в этом нет ничего удивительного. – А когда?

Глаза его затуманиваются невеселыми мыслями, и он отворачивается.

– Бывало, я возвращался домой, – тягостно говорит Энсон, – и начинал тосковать по тебе так сильно, что боялся снова запить. И тогда я садился в машину и приезжал сюда, и бродил здесь часами, надеясь, что хотя бы мельком увижу тебя.

Это признание меня будто оглушает.

– И видел?

– Нет.

– А если бы это случилось?

– Не знаю, – пожимает он плечами. – Мне хотелось бы думать, что мы непременно оказались бы вдвоем на этой вот скамейке, что каким-то непостижимым образом мы обязательно должны были здесь оказаться. Но я в этом не уверен, и мне даже немного страшно об этом думать.

Я переплетаю наши пальцы, глядя ему в глаза.

– Знаешь, Рори однажды спросила меня, верю ли я в то, что определенным событиям неминуемо суждено случиться. Я тогда засомневалась в ответе, но теперь знаю точно. Каким-то удивительным образом, вопреки всему, мы снова нашли друг друга – причем с помощью внучки, о существовании которой ни один из нас даже не подозревал. Мне трудно это объяснить. Я знаю только, что мы действительно здесь, вдвоем, на этой вот скамье. И остальное уже не имеет значения.

Энсон отвечает мне долгим поцелуем, и я вспыхиваю, как девчонка-школьница, внутри у меня словно трепыхаются крылышки бабочек.

Когда мы наконец размыкаем уста, он улыбается мне по-мальчишески, своей широкой американской улыбкой.

– Надо не забыть поблагодарить нашу внучку, – говорит он с хрипотцой. Тут улыбка сходит с его лица, Энсон бросает взгляд на часы и внезапно становится очень сосредоточенным. – Кстати, о Рори. Я ведь тебе так и не сказал, зачем приходил в тот вечер в галерею. Я пришел встретиться с Рори, а потом… появилась ты. – Он на миг умолкает, нежно касаясь моей щеки, но лицо его остается предельно серьезным. – Рискую нарушить всю прелесть момента, но мне необходимо вернуться в отель. Я жду важного звонка, а потом мне понадобится поговорить с Рори. Лично. При встрече.

Глава 48

Рори

С чашкой свежесваренного кофе Рори уселась за стол в кабинете и раскрыла ежедневник. Закончив с раскрытием семейного прошлого, она наконец могла погрузиться в повседневные заботы по содержанию галереи. Бизнес пока шел неспешно, что, впрочем, и ожидалось в ближайшее время, и Рори планировала использовать этот период затишья для расширения контингента художников, а также на то, чтобы приступить к планированию нескольких мероприятий на весну, которые появились в ее задумках. А еще после всех треволнений последних дней ей не помешало бы немножко просто отдохнуть.

Она написала себе «напоминалку», чтобы купить благодарственные открытки, и тут же услышала с первого этажа мягкий перезвон, сообщавший, что кто-то вошел в галерею. Рори глотнула кофе и неторопливо направилась к лестнице. Нет нужды сразу набрасываться на посетителя. Пусть войдет, спокойно оглядится… Но когда она вышла на площадку, то вместо потенциальных покупателей увидела Солин… и Энсона.

Первоначально в ней всколыхнулась паника, однако чем дольше Рори всматривалась в них, тем больше понимала, что все замечательно. Даже более чем замечательно. Энсон, как само собой разумеющееся, держал ладонь на пояснице Солин, а та с нежностью смотрела на него широко раскрытыми глазами.

«Мне кажется или она краснеет от смущения?»

Рори двинулась к ним по лестнице, не в силах сдержать улыбку.

– Если мои догадки верны, то что-то произошло с тех пор, как я видела вас обоих.

Солин взяла Энсона за руку:

– На самом деле, очень многое.

Невозможно было не заметить, какая разительная перемена произошла в Энсоне с момента их первой встречи в Сан-Франциско. Держа за руку Солин, он выглядел сейчас едва ли не юнцом, как будто груз сорока лет внезапно сняли с его плеч. Рори понятия не имела, что между ними произошло и как наконец все прояснилось. Она лишь знала, что все получилось правильно, как будто круг наконец замкнулся.

– Мне теперь, наверное, нужно называть вас дедушкой? Или дедой? Или, может, деданом?

Энсон смущенно кашлянул, прочищая горло.

– Это мы обсудим как-нибудь потом. А сейчас нам надо поговорить совсем о другом.

Солин быстро взглянула на Энсона и вновь устремила глаза на нее.

– У нас есть кое-какие новости, Рори. О Хаксе.

– Новости?.. – повторила Рори, и комната вокруг как будто закачалась. – Какого рода… новости? – упавшим голосом спросила она.

Отпустив руку Солин, Энсон подошел к Рори вплотную.

– В тот вечер, когда мы виделись в Сан-Франциско, ты обмолвилась, что твой жених уже несколько месяцев числится пропавшим без вести. Я запомнил его имя и на следующий день решил связаться с разными людьми по телефону.

Рори крепко вцепилась в перила, ее ладонь внезапно стала липкой от пота.

– После войны, – продолжал Энсон, – когда врачи закончили наконец возвращать меня к жизни, я пошел работать в Красный Крест. Адвокатом заключенных. У Комитета имеются работники по всему миру, специализирующиеся на ведении переговоров и вызволению арестантов. Некоторые дружат между собой. А потому я взялся за телефон и поискал, у кого может оказаться какой-нибудь полезный контакт.

– И такой нашелся?

Энсон прищурился, глядя на нее:

– Может, ты лучше сядешь? Пока мы разговариваем?

– Нет. Просто скажите мне все, как есть. Пожалуйста!

– Пару месяцев назад органы Госдепартамента получили наводку. Некто заявил, что заметил двоих мужчин и женщину в селе близ суданского города Атбара в сопровождении двоих вооруженных мужчин. Они стирали одежду у колонки в самом центре поселка. Когда они закончили, им жестами велели вернуться в зеленый фургон без опознавательных знаков. Наши ребята восприняли эту наводку скептически, и у них были на то причины. Едва ли в Судане найдется хоть одна живая душа, кто ни разу не слышал о похищениях людей – и, соответственно, о вознаграждениях. Как только возникает возможность урвать деньжат, отовсюду слетаются тучи обманщиков. Источник показался сомнительным, а информация – тупиковой. Однако нашелся-таки один наш товарищ, который решил не упускать эту ниточку, и его старания увенчались успехом. Они нашли его, Рори. Точнее, нашли всех троих – живыми. Это все, что я знал, когда в тот вечер пришел к тебе в галерею. Что он жив. А пару часов назад мне позвонил один мой друг. Прошлой ночью их выпустили. Их, конечно, необходимо будет обследовать, и, если не возникнет серьезных медицинских проблем, через неделю-другую Хакс уже отправится в Штаты.

Рори тяжело опустилась на нижнюю ступеньку, закрыв лицо руками. Слезы сначала подступали беззвучно, собираясь тугим комком в горле, пока у нее не возникло ощущение, будто в ней сейчас прорвет плотину.

«Живой. В безопасности. Скоро домой…»

Наконец из той глубины черного отчаяния, в которую она так долго старалась не смотреть, вырвались громкие рыдания. Домой! Это слово как будто звучало у нее в крови, снова и снова с ликованием прокатываясь по артериям и венам. Хакс возвращается домой – после десяти месяцев бог знает чего! Ей доводилось слышать разные истории – всякий что-нибудь подобное да слышал! – о том, как люди возвращались из плена настолько искалеченными душевно и физически, что уже не могли вернуться к прежней жизни.

Рори подняла голову, утерев глаза рукавом:

– А они не сказали… Вы не знаете, он…

– Не знаю. Но если было бы что-то серьезное, мне бы это сказали. Это не означает, что ему не выпало тяжелых испытаний. И таким людям всегда необходим какой-то период адаптации. У кого-то более тяжелое