— Здравствуй, Владимир, — почти без акцента сказал Император по-русски.

— Приветствую вас, Император, — ответил Володя, хорошо понимая, что одно неверное слово — и аудиенция будет закончена и его передадут в руки охочих до пыток палачей.

Володя подумал, что если он ошибся и это не сам правитель, а, скажем, один из министров, то ему все равно будет лестно услышать, что его спутали с Императором.

— Перейдем сразу к делу, — сказал Император, бесшумно ступая по мраморному полу, от встречи с которым до сих пор болел и зудел Володин нос, а вот почесать-то его теперь было никак нельзя, руки-то — в стену вмурованы.

— Отвечай мне просто, честно и кратко.

Владимир хотел было кивнуть, но, словно схваченный за волосы невидимой рукой, ответил без жестов:

— Хорошо.

— Итак, — сказал Император, — ты член Сопротивления?

— Да.

— Это ты соблазнил Лею? — Император удовлетворенно опустился на массивный золотой поручень своего трона, обращенный к стене, лучше, чем паутина муху, сковавшей Владимира.

— Да, — кратко ответил Володя с тайной надеждой, что этот ответ позволит хоть немного смягчить участь его жены.

— Ты сделал это при помощи гипноза? — спросил Император.

Володя задумался на мгновение и решил, что, быть может, тут можно тоже блефануть, как с Зубцовым.

— Да, — соврал он.

И увидел, что стена напротив, по другую сторону от трона, обрела вдруг концентрированно красный цвет по центру, словно там вскочил волдырь диаметром метра два, с размытыми краями, расположенный строго напротив Владимира.

На губах Императора заиграла многозначительная удовлетворенная улыбка, он легко поднялся с поручня — его густо-черный плащ внезапно заиграл в лучах люстры переливами спектра, будто сотканный из неведомой землянам алмазной ткани, — и, подойдя к Владимиру, ударил его в челюсть рукой, облаченной в золотую кольчужную перчатку. Володина голова не могла не только уклониться, будучи вмонтированной в стену, но даже и просто дернуться от удара, и оттого боль от столь жесткого соударения с императорской дланью была почти невыносимой.

— Читал ли ты сказку про Пиноккио, Владимир? — совсем уж неожиданно для Володи спросил Император.

— Д-да, — запинаясь, ответил пленник, отметив при этом, что от этого ответа пятно на стене напротив бесследно исчезло.

Император обернулся, демонстративно взглянул на рассосавшуюся красноту противоположной стенки и назидательно сказал Владимиру, подняв указательный палец:

— У деревянного человечка из земной сказки, когда он врал, рос нос. Помнишь?

— Да, — односложно откликнулся Владимир, сглотнув.

— У обычных, не деревянных, людей, когда они врут, краснеют щеки. Так?

— Да, — вновь покорно ответил Володя, уже сообразив, что в эту «чудесную» стену вмонтировано нечто наподобие детектора лжи.

— У такого же матерого партизана, как ты, — с полуулыбкой молвил правитель, — конечно, ни нос не вырастет, ни щеки не покраснеют. Но, услышав ложь в адрес моей божественной особы, — Император возвысил голос, — краснеют стены этого дворца. Тебе ясно?

— Ясно, — отозвался Володя.

— К тому же, — доверительно добавил Император после паузы, — та стена, где ты болтаешься, стала еще краснее, чем та, что напротив. Я другую стенку специально для тебя включил, чтобы виднее было, за что тебя будут наказывать. Понял?

— Да, — ответил Владимир.

— Итак, — продолжил допрос Император, — ответь мне — ты намеревался мне лгать?

— Нет… — автоматически начал было оправдываться Владимир, и прямо на его глазах стена напротив стыдливо заалела от его ответа.

А спустя секунду видимый мир покрылся болезненными пятнами синего и оранжевого цветов — Император ударил его в левый глаз куда как основательнее, чем прежде. Владимир застонал — зрение восстановилось, и лишь теперь его накрыла волна настоящей боли, секунду назад было предисловие.

— Больно? — спросил Император без тени участия в голосе, глядя Владимиру прямо в подбитый глаз. Володя понял, что это вопрос, на который он также обязан дать краткий и правдивый ответ, и выдохнул с тихим стоном:

— Да.

— А ты не ври, — посоветовал Император и вновь опустился на поручень трона. Разумеется, владыка Анданора распорядился, чтобы тело Владимира тщательно просканировали на предмет наличия там возбудителя стингровой лихорадки или банальной бомбы с нейтронным приводом — Император не хотел бы оставить свой народ в такой тяжелый момент без правителя. Он, в общем-то, не полностью исключал тот вариант, что поимка партизана была частью дьявольского плана земного Сопротивления, предполагавшего, быть может, что допрос будет проводить сам Император… Помолчали немного, а затем Император продолжил задавать вопросы Владимиру, барельефом выдававшемуся из стены:

— Ты любишь Лею?

— Да.

— Ты способен ради нее предать Сопротивление?

Владимир задумался. Он не знал, что тут ответить. И решил ответить максимально честно:

— Не знаю.

И Император, и стена напротив, кажется, остались удовлетворены его ответом. Следующий вопрос застал Владимира врасплох:

— Стингровая лихорадка создана на Земле?

Конечно, Володя, так же как и Император, хорошо знал ответ на этот вопрос. Но если Володя ответит утвердительно, то это будет все-таки предательством Сопротивления, пусть малым, но предательством. И Владимир сказал — ведь это было близко к истине:

— Не знаю.

Разумеется, стена напротив тут же покрылась стыдливым багрянцем. Император сказал:

— Любишь боль? Сейчас я не буду тебя бить, просто предупрежу. Ты не ребенок, и тебе следует самому контролировать правдивость твоих ответов. Сначала порадую немного, потом огорчу.

Император подошел к Володе почти вплотную и негромко сказал ему прямо в лицо, коснувшись кожи пленника своим легким дыханием:

— Лея пока жива. Я приостановил казнь. После твоей следующей лжи я отдам распоряжение, чтобы показывали ее, а не тебя. По-разному наказывали — не только кулаком. Согласен?

— Да… — ответил Володя, не зная, что еще он мог сказать на такой вопрос.

Стена напротив густо покраснела от его слов.

— Правильно, — улыбнулся Император. — Все правильно. На самом деле ты, конечно, не согласен. Если бы стена не покраснела, я решил бы, что ты что-то слишком уж легко согласился на мое предложение. А если бы и ты ответил мне «нет», то я ударил бы тебя за упрямство.

Император сладко потянулся, до хруста самодержавных своих суставов, с улыбкой глядя на Володю. «Да уж, — подумалось Владимиру. — Мне тут на этой стене размяться не удастся, при всем желании…» Император повторил свой ключевой вопрос: