улицам, а длина ее две сажени» следует текст, относящийся к образам «Бута»: «В четвертые человек…», но грань между л. 202 об. и л. 203 списка А проходит не между словами о змее и «Буте», а чуть раньше: между словами «…ходят по улицам…» (л. 202 об.) и «а длина ее две сажени…» (л. 203). Очевидно, пропуск листа был в оригинале списка А, но писец на этот раз не сумел воспроизвести его буква в букву, а «заскочил» на л. 203 и уже на этом месте воспроизвел пропуск последующего текста[1495].

Итак, более вероятным представляется второе объяснение: мы можем предполагать, что, несмотря на большую близость Л к А, текст Львовской летописи восходил не к рукописи А, а к ее оригиналу – своду 1518 г., хотя и А и Л стремились передать текст этого свода, и, в частности, содержащегося в нем «Хожения», с максимальной точностью. Иногда писцу Л это удавалось лучше, чем писцу А – отсюда отмеченные выше лучшие чтения Л.

Троицкий извод «Хожения за три моря» также связан с летописанием, но более косвенно, чем Летописный: в единственном дошедшем до нас полном списке этого извода «Хожение» находится в одном сборнике с Ермолинской летописью, хотя и в особой (третьей) части. На каком-то этапе своего существования рукопись находилась в Троице-Сергиевом монастыре. Это обстоятельство побудило В.А. Кучкина высказать предположение, что в основе Троицкого списка (извода) мог лежать текст «Хожения», доставленный дьяку великого князя Василию Мамыреву. В.А. Кучкин указал при этом на то обстоятельство, что Мамырев, умерший в 1490 г., был похоронен в Троице-Сергиевом монастыре и что он был весьма образованным человеком, знавшим греческий язык (сохранились греческие записи на переписанном им экземпляре Октоиха) и оставившим после себя переписанную и украшенную рукопись 16 пророков, которая «скорее всего» попала в Троицкий монастырь «вместе с другими рукописями библиотеки Василия Мамырева» – «среди них должны были быть и тетради Афанасия Никитина»[1496].

Однако запись о передаче тетрадей Никитина Мамыреву сохранилась в тексте Летописного, а не Троицкого извода. Напротив, текст Троицкого извода, как мы уже отмечали, имеет ряд явно вторичных черт. Мы не знаем, когда именно Троицкий список ф. 304, III, № 4 (М. 8665) был передан в библиотеку Троицкого монастыря, но эта богатейшая библиотека пополнялась из самых различных источников, и никаких признаков принадлежности Троицкой рукописи «Хожения» В. Мамыреву нет.

Обстоятельства написания Троицкого извода нам неизвестны (хотя извод этот сложился уже достаточно рано, ибо сама Троицкая рукопись – конца XV или самого начала XVI в.), но можно предполагать, что основной список этого извода не уникален. Уже А.Д. Седельников обнаружил, а А.А. Зимин опубликовал отрывки из «Хожения за три моря», читающиеся в списке М, – сборнике конца XV в. ГБЛ, ф. 178, № 3271, содержащем ряд церковно-полемических (противоеретических) и летописных памятников. Отрывки «Хожения», читающиеся в М, очень невелики по объему – это всего четыре фрагмента по несколько слов в каждом. Заслуживает внимания характерное сходство одного чтения М с Т: вместо «Гундустаньскую землю» здесь читается «Густаньскую землю» (Т, л. 374). Это совпадение дало нам основание в издании 1958 г. связывать список М с версией Т, с оговоркой, однако, что «на основании единственного совпадения уверенно относить фрагмент из сборника Муз. № 3271 к троицкой редакции было бы преждевременно»[1497]. В.А. Кучкин отметил еще одно совпадение М с Т – указание на то, что тот, кто «много плаваетъ», «въ многие грехы впадаеть» (Т, л. 383 об.) вместо «во многие беды впадает» Летописного извода (Л, л. 452). В настоящем издании мы вновь подводим разночтения списка М к Троицкому изводу, по-прежнему считая, однако, такое текстологическое решение условным.

Сухановский извод (списки С и У) представляет уже иной, новый этап в истории текста «Хожения». Характерной особенностью этого извода является тщательное удаление всех черт религиозного свободомыслия, которые были свойственны Афанасию Никитину[1498]. Так, в этом изводе из текста исключено рассуждение автора о том, что «правую веру бог ведает, а правая вера бога единого знати, имя его призывати на всяком месте чисте чисту» (Т, л. 389 об.) – в Сухановском изводе мы читаем просто: «такова есть сила султана индейского бесерменского» (С, л. 420). Вместо отождествления восточного «намаза» с русской молитвой – «а намаз же их на восток по-русьски» (Т, л. 369 об.), Сухановский извод лаконично указывает: «А поклоны их на восток» (С, л. 415 об.). К мусульманской легенде о наказании города Рея за убийство шаха Хусейна этот извод осторожно добавляет: «…яко же безвернии бают в прелести своей» (С, л. 412). Заодно опущены (или частично переведены) почти все обращения к богу на восточных языках, встречающиеся в тексте Никитина.

Каково происхождение Сухановского извода «Хожения за три моря»? Уже К.Н. Сербина отметила близость списка Ундольского к тексту Троицкого списка[1499]. Эту близость можно подтвердить множеством примеров, относящихся к Сухановскому изводу в целом. И в Троицком, и в Сухановском изводах мы находим ряд совершенно одинаковых погрешностей в тексте: вместо «дория Гондустаньская» читается: «горы Гондустанъскые» (С, л. 411 об.; ср. Т, л. 369); вместо «салтан невелик» – «салтан великий» (С, л. 414 об.; ср. Т, л. 376); вместо «почку» – «посыку» (С, л. 417; ср. Т, л. 382); вместо «Сулханом» – «султаном» (С, л. 419 об.; ср. Т, л. 389) и т. д. Отразились на изводе XVII в. и характерные общие особенности Троицкого извода – удаление тверских реалий и «очищение» языка от просторечия («бедра» вместо «гузна» и т. д.). Извод XVII в. сохранил еще одно специфическое место Троицкого извода. Как мы уже отмечали, в Летописном изводе «Хожения» упоминалось, что Никитин, выехавший из Твери от «своего государя великого князя Михаила Борисовича», приехал на Кострому с «ыною грамотою великого князя». Троицкий извод в соответствии со своей антитверской тенденцией попытался превратить этого «великого князя» в московского, но сделал это неудачно, в результате чего в Троицком списке возникла не совсем ясная фраза: «И князь великий отпустил мя всея Руси добровольно». В изводе XVII в. эта неуклюжая фраза оказалась исправленной[1500] на: «И князь великий всеа Росии отпустил мя доброволно» (С, л. 411 об.), в результате чего весь оборот стал понятней, хотя по-прежнему неясно, почему «князь великий всеа Росии» «отпускал» Никитина в Костроме.

Имел ли извод XVII иные источники, кроме Троицкого извода «Хожения»? Некоторые основания для такого предположения как будто дают отдельные чтения Сухановского извода. Так, в обоих его списках третье море, пройденное Никитиным, именуется «морем Чермным» (С, л. 411 об.), так же как в Архивском списке Летописного извода (А, л. 393 об.) и в отличие от Эттерова списка