лет работавший в издательстве «Прогресс». Каллас тогда была жива, и Влад с ней общался по телефону. Он был невыездным.

Я эту книгу до дыр зачитал. И, когда меня пригласили к нему в гости, я взял ее с собой. Увидев книгу, Влад сказал: «Молодой человек, вы хотите сказать, что вы это читали?» – «Конечно, и хотел бы получить ваш автограф». – «Но я не Каллас», – засмеялся он. – «Да, но вы составитель книги!» Костин был поражен, что люди моего поколения знают, кто такая Каллас.

У Влада была роскошная библиотека, которой я мог свободно пользоваться. Когда заканчивалась очередная книга, звонил ему, приходил и брал следующую. Там я нашел и прочитал самиздатовский вариант «Мастера и Маргариты» Булгакова, на тонюсенькой такой бумаге. Привычным шрифтом был набран текст разрешенный и прописью – то, что советская цензура вымарала. Часть библиотеки была связана с поэзией Серебряного века, которую Костин обожал. Книги по живописи – отдельная история. Влад по заказу Русской патриархии сделал книгу по материалам Третьяковской галереи. Он был составителем Библии по заказу патриарха Алексия II, с иллюстрациями лучших русских художников. Это две книги – Ветхий и Новый Завет. Огромные роскошные фолианты.

Костин водил меня в музеи, особенно любил Третьяковскую галерею. Если в Москве проходила какая-то выставка, мы оказывались там непременно. Он же был искусствовед, по дороге Влад успевал еще лекцию мне прочитать.

В балете он тоже разбирался профессионально. Его любимым спектаклем была «Спящая красавица». Зная об этом, я как-то проронил: «Если вы когда-нибудь где-то будете ставить „Спящую красавицу“, обещаю, я приеду и бесплатно станцую». И в какой-то момент они с Г. Н. Прибыловым меня на этом обещании поймали. Пришлось ехать в Челябинск…

11

Прибылов был давним приятелем П. А. Пестова. После Вагановского училища, премьер Горьковского театра, закончил ГИТИС у Н. И. Тарасова и М. Т. Семёновой – в общем, знающий был человек. Марину Тимофеевну он просто обожал, мы на том сошлись.

Однажды Герман Николаевич позвонил: «Коляш, мы с Владечкой делаем “Спящую красавицу” в Челябинске, хорошо, если бы ты станцевал премьеру». Я понял, что деваться некуда. Если я сказал «да», я сделаю.

К тому времени из всех городов России в провинции я бывал только в Самаре. Хорошо еще, что танцевать полагалось с местной примой-балериной Таней Предеиной, ученицей Сахаровой. Она с Максимовой репетировала, когда работала в Кремлевском балете. Встретив меня, Костин сразу пошел в бой: «Знаешь, у них денег нет. Может быть, ты станцуешь бесплатно?» – «Владушка, я для вас станцую». – «Вот и хорошо!» – обрадовался мой приятель.

Прилетаю в Челябинск, 1999 год, март – минус 38 градусов! Заселился в гостиницу «Урал», недалеко от театра. Окна в моем «люксе» оказались заклеены бумагой и по-домашнему проложены ватой. Горячая вода была только в нескольких номерах, к счастью и в моем. Сразу пошли в театр на репетицию, иду и вижу – весь город в моих фотографиях. На афише написано, что «благотворительно» танцую. В театре отнеслись ко мне как к родному. Все цеха меня полюбили, узнав, что я танцую бесплатно – таких благородных людей к ним еще не заезжало. Всем хотелось меня, как «сына полка», подкормить, угостить: приносили огурчики соленые, варенье, печенье…

Директором балета был Александр Мунтагиров. Костин называл его «крыса Чучундра». В «Рики-тики-тави» Р. Киплинга есть крыса-паникерша, она там все время бегает и ноет: «Нас сейчас съедят! Нас сейчас съедят! Нас сейчас съедят!» У Мунтагирова это было любимое выражение. Еще в Москве я предупредил, что генеральную репетицию танцевать не буду. Прилетев, переспросил Костина еще раз: «Вы сказали, что я не буду генеральную танцевать?» – «Сказал!»

На самом деле Влад, оформлявший балет, больше всего был обеспокоен фонтаном на сцене. Он жаждал всех поразить фонтаном с настоящей водой. Версаль в духе Людовика XIV в замерзающем Челябинске! Посмотрев декорации, я сказал: «Владушка, сцена два на два метра. Фонтан ваш не вмещается!» После уговоров он согласился отодвинуть фонтан несколько вбок. Прибылов не знал, как меня благодарить: «Коляша, как хорошо, что ты приехал! Ведь Владушка не хотел и слышать, что на сцене должны еще и танцевать!»

Я порепетировал с Предеиной, то есть походил, попробовав два тура. До генеральной репетиции со вторым составом исполнителей оставалось часа два. Сижу в раздевалке, раскладываю вещи, гримировальные принадлежности. Тихо, скорбной тенью заходит Костин: «Коленька, как ты себя чувствуешь?» – «Хорошо». – «Знаешь, мне надо с тобой поговорить». – «Владушка, что случилось?» – «Понимаешь, тут такая ситуация, в общем, может быть скандал». – «Вы мне сейчас хотите сказать, что мне придется танцевать генеральную репетицию?» – «Ну, видимо, придется». На всякий случай я спросил: «Почему?» Тут Костин тихо позвал… И в ту же секунду появился Мунтагиров, слезы текли по его щекам. «Я же предупреждал еще в Москве, что генеральную не танцую», – спокойно сказал я, обращаясь к Владу. И тут Мунтагиров произносит волшебные слова: «Да! Но мы билеты продали». Я не понял: «На что вы билеты продали?» – «На генеральную». То есть челябинцы решили еще и на генеральной подзаработать. Поняв, что второй спектакль я танцевать не буду, они генеральную продали. «Ну и что?» – спросил я и опять услышал волшебные слова: «Так мы продали на Цискаридзе. Если вы не выйдете, меня разорвут!»

Тут мое терпение лопнуло: «А я-то при чем?» – «У меня маленький ребенок», – взмолился Мунтагиров. В общем, я на это все смотрел-смотрел, мне стало жалко и Мунтагирова с его сынишкой, который теперь является премьером в Ковент-Гардене, и Влада с Прибыловым: «Хорошо. Я станцую, только с одним условием – вы выйдете перед занавесом и скажете, что Николай только что прилетел, он будет танцевать в репетиционной одежде. Я костюм не надену, у меня трико и туфли на один раз. Мало того, у меня все краски, всё на один раз, я привез это для одного спектакля». – «Да, хорошо! Только выйди на сцену! Только выйди на сцену!»

В итоге я станцевал эту генеральную репетицию. На сцене «Спящая красавица» с дымом, фонтаном – одним словом, Версаль! – и тут я в репетиционной одежде. Сказать, что это был успех, – ничего не сказать: был триумф! Когда на следующий день я станцевал уже в костюме и гриме, как полагается, те люди, которые присутствовали на генеральной, говорили: «Зачем вы надели костюм? Вчера было гораздо интересней!»

Думаете, этим история закончилась? Нет! Спустя год меня, как злостного неплательщика налогов, вызвали в инспекцию, – оказалось, что дирекция челябинского театра выписала существенный гонорар на мое имя! Мне пришлось еще вести переговоры с его руководством. После некоторых препирательств челябинцы согласились уладить «гонорарную» проблему.

12

Теперь о клакерах. Эта профессия появилась ну очень давно, наверно, с плясок первобытных людей вокруг костра. Кому-то уже