Из пушек можно было стрелять деревянными ядрами, обтянутыми кожей.

Здесь, в шатре, и узнал десятилетний Петр, что провозглашен государем всея Руси…

Впрочем, на пути к трону стояла сестра – царевна Софья, а многоопытный Мардохей – Артамон Сергеевич Матвеев все еще не вернулся из ссылки, хотя уже 27 апреля ему был послан Указ: быть «из опалы» в Москве.

Софья не стала дожидаться его возвращения…

Во время погребения царя Федора в Успенском соборе помимо вдовствующих цариц Марфы Матвеевны и Натальи Кирилловны, а также десятилетнего царя Петра появилась и она.

Наталью Кирилловну появление падчерицы оскорбило, царица торопливо простилась с покойником и, не дослушав литургии, увела сына из храма.

Это так изумило народ, что в дальнейшем Наталье Кирилловне пришлось оправдываться: дескать, десятилетний Петр не мог вынести долгой службы и голода, но тем самым она только сильнее повредила и себе, и Петру.

А уж царица Софья вдоволь поголосила над гробом брата, причитая: дескать, извели нашего любезного братца лиходеи, оставили круглыми сиротами, нет теперь у нас ни батюшки, ни матушки, никакого заступника, вот и не выбрали братца нашего Ивана Алексеевича на царство[82].

– Умилосердитесь над нами, сиротами! – рыдала Софья. – Или отпустите в чужую землю к королям христианским.

Вольно было причитать Софье…

В династических делах слезы недорого стоят, но в противостоянии Наталье Кирилловне, «этой медведице, – как называла ее Софья, – забежавшей Бог знает откуда в наше семейство», царевну поддерживали сильные и достаточно опытные члены «антинарышкинской» партии…

События первых чисел мая 1682 года развиваются стремительно и непредсказуемо.

30 апреля стрельцы подали челобитные на полковников, особо притеснявших их.

7 мая велено было полковников от приказов отставить и рассадить по тюрьмам, вотчины у них отобрать и взыскать стрелецкие убытки.

2 мая биты кнутом полковник Семен Грибоедов и Александр Карандеев. Остальные полковники биты батогами.

12 мая наконец-то вернулся в Москву из ссылки Артамон Сергеевич Матвеев. Иван Михайлович Милославский, который, как считают историки, и раздувал стрелецкий мятеж, оказался единственным из московской знати, кто не приехал к Матвееву засвидетельствовать почтение. В тот день Милославский, обложенный кирпичами, лежал в горячих отрубях и «лечился»…

Все эти дни были заполнены у маленького Петра подготовкой к новой, еще невиданной игре. Ведь «игрушки» он получал теперь – его уже объявили царем! – из Оружейной палаты, главного арсенала страны…

Но долгожданная игра так и не состоялась.

15 мая Александр Иванович Милославский и Петр Андреевич Толстой пустили слух: дескать, Ивана-царевича Нарышкины задавили!

Ударили в набат, и стрелецкие полки потекли к Кремлю.

Началось стрелецкое восстание. Пытаясь успокоить бунтарей, Наталья Кирилловна вышла на Красное крыльцо с Петром и Иваном, но мятежники, кажется, и не заметили этого.

Вначале был убит князь Долгорукий. Затем с Красного крыльца сбросили «верного Мардохея» Матвеева, а «товарищи внизу приняли его на копья».

Афанасий Кириллович Нарышкин пытался спрятаться в алтаре, но его вытащили оттуда и убили. Порешили и Петра Фомича Нарышкина, а притомившись, разошлись по домам.

Однако на следующий день стрельцы снова собрались в Кремле и потребовали брата царицы – Ивана Кирилловича Нарышкина, думного дьяка Аверкия Кириллова, «дохтуров Степана жида да Яна».

На расправу были выданы все, кроме брата царицы, – его выдадут только 17 мая…

А в тот день, 16 мая, неведомо кем были произведены новые назначения. В Стрелецкий приказ назначили князя Ивана Андреевича Хованского, в Судный – его отца Андрея Ивановича. Иноземный, Рейтарский и Пушкарский приказы возглавил отлежавшийся в пареных отрубях боярин Иван Михайлович Милославский.

18 мая постригли в монахи деда царевича Петра – Кирилла Полуэктовича Нарышкина и под стражей увезли в Кирилло-Белозерский монастырь.

26 мая стрельцы потребовали, чтобы царевич Иван царствовал вместе с Петром, а царевну Софью провозгласили правительницей…

Даже сейчас, когда читаешь описания стрелецкого мятежа, потрясает нереальное соединение крайней озлобленности и какого-то детского добродушия и доверчивости.

Убив накануне молодого князя Долгорукова, стрельцы на следующий день отправились к его отцу извиняться. Старый князь стерпел, даже приказал угостить непрошеных гостей, но когда стрельцы ушли, не выдержал.

– Злодеи! – сказал он. – Щуку вы съели, да зубы ее остались. Придет пора, что сами развешены по городу будете!

«Верный» слуга, слышавший это, немедленно побежал за стрельцами и передал им слова князя. Стрельцы воротились и убили старика, а дом разграбили. Труп Долгорукова они засыпали соленой рыбой из погреба…

Петр I столкнулся со стрельцами 15 мая, когда мать вывела его вместе с царевичем Иваном на Красное крыльцо.

Всех ужасов стрелецких расправ Петр не видел, но день, когда перекошенные яростью лица стрельцов заслонили детские игры, врезался ему в память.

С этого дня голова у него начала трястись, а плечи стало сводить судорогой…

25 июня в Успенском соборе короновали и Петра, и Ивана, но события продолжали развиваться стремительно и непредсказуемо.

5 июля поднялись волнения среди стрельцов-раскольников. Неся перед собою аналои, образа, зажженные свечи, а за пазухой камни, стрельцы начали собираться у Архангельского собора в Кремле. С трудом уговорили их переместиться в Грановитую палату. Здесь и начались «прения о вере» патриарха Иоакима с Никитой Константиновичем Добрыниным, прозванным потом Никитой Пустосвятом.

Напрасно патриарх Иоаким приводил неопровержимые, как ему казалось, доказательства в пользу «новой» веры, его не слушали. Староверы возвращались из Кремля с криком: «Победили! Веруйте по-нашему, мы переспорили!»

Между тем точку в спорах о вере поставила царица Софья. Она пригрозила депутации стрельцов покинуть Москву вместе с государями.

– Не променяйте нас и все Российское государство на шестерых чернецов, не дайте в поругание святейшего патриарха и всего освященного Собора! – попросила она.

– Нам до старой веры дела нет! – отвечали ей подкупленные подарками делегаты, и тогда власти и привели свой самый главный аргумент в церковной дискуссии – 11 июля на Лобном месте Никите Константиновичу Добрынину была отрублена голова.